Вероника Рот - Инсургент

— А разве я не всегда осторожна?

— Думаю, здесь больше подойдет слово "безумна".

Калеб слегка сжимает мое здоровое плечо. Я облизываю масло с еще одного пальца.

Спустя несколько минут, Тобиас возникает из мужской ванной: вместо красной рубашки Дружелюбия на нем черная футболка, и мокрые волосы блестят. Наши глаза встречаются, и я понимаю, что пора уходить.

Штаб Искренних такой огромный, что способен вместить в себя целый мир. Ну, или мне так кажется.

Это широкое здание из цемента с видом на то, что когда-то было рекой. Табличка на нем гласит "Торг Центр" — раньше было написано "Торговый Центр", но большинство людей называет это место "Морг Центр", потому что Искренние безжалостны, но честны. Похоже, они приняли это прозвище.

Не знаю чего ожидать, ведь я никогда не была внутри. Мы с Тобиасом останавливаемся у двери и смотрим друг на друга.

— Вот и пришли, — говорит он.

Я не вижу ничего, кроме собственного отражения на стеклянной двери. Выгляжу я усталой и грязной. Впервые мне приходит в голову мысль, что мы ничего не должны делать. Мы могли бы отсидеться с Афракционерами, позволяя остальным разбираться с бедами. Были бы никем, но вместе и в безопасности.

Он до сих пор не поделился со мной своим разговором с матерью и, похоже, не собирается. Он кажется таким решительным в своем желании попасть в штаб Искренних, что я спрашиваю себя, не задумал ли он что-то без моего ведома.

Не знаю зачем, но я прохожу в дверь. Может, я думаю о том, что зайдя так далеко, мы должны узнать, что происходит. Но я подозреваю, что дело не только в информации. Я — Дивергент, а значит, я не никто, значит, не существует такого слова, как "безопасность", и есть вещи поважнее, чем игры в семью с Тобиасом. Очевидно, у него те же проблемы.

Коридор просторен и хорошо освещен, черный мрамор на полу тянется до лифта. Кольцо из белого камня в центре комнаты формирует символ Искренних: несбалансированные весы, намекающие на перевес правды против лжи. Комната наполнена вооруженными Бесстрашными.

Бесстрашный солдат приближается к нам с ружьем наготове, наставив дуло на Тобиаса.

— Назовите себя, — говорит она. Она молода, но не настолько, чтобы знать Тобиаса.

Остальные собираются за ее спиной. Некоторые смотрят на нас с подозрением, другие с любопытством, но, что странно, большинство узнает нас. Да, они могут знать Тобиаса, но откуда им знать меня?

— Четвертый, — произносит Тобиас и указывает на меня. — А это Трис. Оба Бесстрашные.

Глаза Бесстрашной расширились, но она не опускает свое оружие.

— Нужна помощь? — спрашивает она. Некоторые из Бесстрашных делают шаг вперед, но осторожно, будто мы представляем угрозу.

— Есть проблемы? — спрашивает Тобиас.

— Вы вооружены?

— Конечно, я вооружен. Я же Бесстрашный, не так ли?

— Руки за голову, — она произносит это грозным голосом, будто ожидает, что мы не послушаемся. Я бросаю взгляд на Тобиаса. Почему все ведут себя так, будто мы хотим напасть на них?

— Мы вошли через переднюю дверь, — говорю я медленно. — Думаете, мы бы поступили так, если бы хотели причинить вам вред?

Тобиас не оборачивается. Он только касается пальцами затылка. Через мгновение я делаю то же самое. Бесстрашные окружают нас. Один из них обыскивает Тобиаса, а другой забирает оружие из-за пояса. Третий, круглолицый мальчишка с розовыми щеками, сконфуженно смотрит на меня.

— Нож в заднем кармане, — говорю я. — Только дотронься до меня, и я заставлю тебя пожалеть об этом.

Он бормочет что-то вроде извинения. Его пальцы аккуратно достают нож, чтобы не задеть меня.

— Что происходит? — спрашивает Тобиас.

Первый солдат обменивается взглядами с остальными.

— Мне жаль, — говорит она. — Но нам приказано схватить вас, как только вы прибудете.

Перевод:Марина Самойлова, Ника Аккалаева, Маренич Екатерина, Воробьева Галина, Мартин Анна, Вероника Романова

Редактура:Анастасия Лапшина, Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль

Они окружают нас и ведут к лифту, не надевая наручники. Несмотря на бесконечные вопросы о причинах нашего ареста, никто мне не отвечает и даже не обращает на меня внимания. В конце концов, я сдаюсь и веду себя тихо, как Тобиас.

Мы идем на третий этаж, нас заводят в маленькую комнату с полом из белого мрамора, вместо черного. Тут нет мебели, кроме лавки вдоль задней стены. Каждая фракция должна иметь камеры для нарушителей, но прежде я в них никогда не бывала. За нами закрывается дверь, щелкает замок, и мы остаемся одни. Тобиас садится на лавку и хмурится. Я меряю шагами комнату. Если бы у Тобиаса были хоть какие-то предположения о причинах ареста, он бы со мной поделился, так что я решаю воздержаться от вопросов.

Если Искренние не присоединились к Эрудитам, как сказал Эдвард, то с чего нам оказали такой странный прием? Что мы такого сделали? Если они не на стороне Эрудитов, значит единственное преступление — это быть заодно с Эрудитами. Делала ли я хоть что-то, чтобы расценить это как пособничество Эрудитам? Я прикусила нижнюю губу так сильно, что вздрогнула. Да. Я стреляла. Я стреляла в нескольких Бесстрашных, когда они находились в моделировании, но возможно Искренние об этом не знают, впрочем, даже я сама не считаю, что этого достаточно для оправдания.

— Ты можешь успокоиться? — спрашивает Тобиас. — Меня это раздражает.

— Зато меня успокаивает.

Он наклоняется вперед, опираясь локтями о колени, и смотрит между кроссовок:

— Рана у тебя на губе говорит об обратном.

Я сажусь рядом с ним и прижимаю колени к груди одной рукой, моя вторая рука свисает свободно. Он довольно долго молчит, а я все сильнее сжимаю свою руку вокруг ног. Такое чувство, что, чем я меньше, тем в большей безопасности.

— Иногда, — произносит он. — Я думаю, что ты мне не доверяешь.

— Я доверяю тебе, — говорю я. — Конечно, доверяю, как ты можешь думать иначе?

— Мне кажется, что есть что-то, что ты мне не рассказываешь. Я рассказываю тебе то, — он мотает головой. — То, что больше никому никогда не расскажу. Я вижу, что с тобой что-то происходит, но ты ничего мне об этом не говоришь.

— Так много всего произошло. Ты знаешь, о чем я, — говорю я. — И вообще, что на счет тебя? Я могу задать тебе тот же самый вопрос.

Он касается пальцами моей щеки, спускается к моим волосам. Он игнорирует мой вопрос, так же как и я его.

— Если это из-за твоих родителей, — говорит он мягко. — То скажи мне, и я тебе поверю.

Его глаза должны быть яростными, учитывая обстоятельства, но они спокойны и печальны. Это переносит меня в знакомые места, безопасные места, где признаться, что я стреляла в одного из лучших друзей, было бы легко, где я бы не боялась того, как будет смотреть на меня Тобиас, узнав об этом.