Владимир Моисеев - Чужие тайны, чужие враги

— Но как получилось, что в XXI веке возродились давно вымершие питекантропы и неандертальцы?

— Не правильно. Разве я говорил, что они возродились? Просто исследователи случайно заметили, что у большого числа людей оказались одинаково испорченные гены. У одной группы обнаружили некоторое сходство с геномом питекантропов, у другой — с геномом неандертальцев. Только и всего. Энэны вовсе не неандертальцы, они — напоминают неандертальцев. Так же дело обстоит и с начальниками, они не питекантропы, они — подобны питекантропам.

— Красивая теория. Непонятно только, как это поможет разобраться с моими тайнами?

— Это довольно просто. Достаточно принять теорию расщепления человечества, чтобы все твои тайны разрешились сами собой. Вот я тут записал, пойдем по списку. Писатель Пугачев мне представляется обычным к-человеком, добровольно ставшим подручным начальников. Он избрал такой способ приспособиться к изменяющимся условиям. И теперь считает себя самым умным из людей, раз сумел прибиться к побеждающей стороне. И Пермяков, конечно, к-человек. Он пытается приспособиться, исполняя абсурдные, непонятные ему самому, требования начальников. Например, достает для их, заметим, непонятных пока нужд твой рассказ. Зачем начальникам понадобился твой рассказ, я и сам до сих пор не знаю. Поскольку начальником не являюсь, объяснять их поступки мне трудно. Гольфстримов, вне всякого сомнения, к-человек. Он пытается спрятаться в деревне от усиливающегося давления начальников, надеется, что, прибившись к деревенской общине, сумеет пересидеть смутные времена. Не исключено, что он и прав. Мне тоже кажется, что начальникам будет наплевать на деревенских. Дачу твою ограбили, скорее всего, люди Пермякова. Они искали рассказ, он лучше других знает, если начальники отдали приказ, выполнять его нужно беспрекословно и с надлежащим рвением.

А теперь перейдем к философии. Наличие различных видов разумных существ, претендующих на самостоятельную жизнь в общем культурном контексте, приводит к мысли о неминуемой и беспощадной межвидовой борьбе. Люди, действительно, готовятся к возможным в будущем битвам, так странно срабатывает их инстинкт приспособления. Они создали тайную организацию, которая призвана отстаивать интересы их вида всеми возможными способами, включая силовые. Михалыч, Островский и полицейский Петров — это одна компания, все они члены этой самой тайной организаций. Их желание помешать тебе передать начальникам рассказ вполне понятно. Наверное, решили, что следует активно противостоять акциям своего врага. Интерес начальников к твоему тексту не имеет простого логического объяснения и, как любое непонятное действие, он вызывает особую настороженность. Вот они и решили пресечь непонятное в самом зародыше, чтобы потом большое лихо не выросло.

— Пока я слышу только о к-людях. А где же прячутся остальные виды?

— Мы с тобой энэны. Да, Ив, тут ничего не поделаешь. Ты и сам, наверное, замечал, что отличаешься от основной массы людей. И, признайся, в этом нет ничего плохого. Лично мне нравится. И Настасья — энэн. Она, наверное, уже призналась, что это я прислал ее к тебе для защиты от слишком настойчивых к-людей. Это правда.

— Надо полагать, что у энэнов тоже есть своя тайная организация?

— Не смеши меня, Ив. Мы, энэны, существа не агрессивные, скорее, нас можно назвать любопытными. Нам пришлось организоваться, это правда, но в межвидовой борьбе мы участвовать не собираемся. Энэны не желают главенствовать, у нас есть занятия интереснее, чем борьба за власть. Мы занимаем свою нишу, на которую никто посягать не собирается. Не видно пока желающих делать нашу работу.

— И все-таки организация энэнов существует. Постой, Анна говорила о какой-то канцелярии.

— Я не отрицаю. Но сравни: тайная боевая организация и канцелярия. Чувствуешь разницу? Признай, что это вещи разные.

— И я теперь должен буду поступить на работу в эту вашу канцелярию?

— Нет, конечно. Никто тебя принуждать не собирается. Дело сугубо добровольное.

— А про начальников в канцелярии никто ничего не знает?

— Мы знаем только то, что они существуют.

— Понятно.

— Надеюсь, я ответил на все твои вопросы. Как видишь, ничего выдающегося с тобой не произошло. Текучка.

— Хочу получить ответы еще на два вопроса.

— Слушаю.

— Почему от меня ушла Анна?

— Вот тут я виноват перед тобой. Это я рассказал твоей жене о том, что ты энэн, а она приняла этот факт близко к сердцу, решила, что вы не можете быть вместе, поскольку принадлежите к разным видам разумных существ. Понимаешь? Я — нет. Иногда женщины бывают излишне серьезны и поводы для поступков выбирают самые удивительные. Думаю, что у нее это скоро пройдет. Она вернется, обязательно вернется. Не ругай ее. Нужно относиться с пониманием к причудам любимых женщин. Тебе повезло с женой.

— Будем считать, что с теорией мы разобрались, — поверить в рассказанную отцом историю про энэнов я не сумел, потом, наверное, поверю. Но оставались еще вопросы, ответы на которые я не получил. — А вот еще, что хотелось бы знать. Настасья подсыпала мне что-то в кофе. Это был яд?

Настасья рассмеялась.

— Какая чушь! Я применила стандартный тест. После приема контрольного препарата к-людей обычно тошнит, а на энэнов он не действует. Если бы вы неожиданно оказались кроманьонцем, встречу с отцом пришлось бы на время отложить. Только и всего.

— Как у вас все просто.

— Да, ничего особенного с тобой не произошло, — сказал отец, улыбнувшись. — Ничего такого, чтобы требовало более обстоятельного разговора.

Меня не покидало ощущение, что отцу доставляет удовольствие растолковывать мне, несмышленышу, новейшие принципы устройства мира. Я изо всех сил сопротивлялся. Нужно было время, чтобы свыкнуться с мыслью, что меня нельзя больше называть обычным человеком. А еще показалось обидным, что отныне я теряю право относиться к своим коллегам писателям с обычной требовательностью. Вот ведь незадача — начнешь анализировать некое сочинение, а потом окажется, что все претензии предвзяты и сводятся лишь к тому, что написал его обычный человек. Получается, что мне отныне негоже лезть в чужой монастырь со своим неандертальским рылом. Облом.

Оставим людям критику книг, написанных для людей. Они разберутся со своими проблемами без меня.

Я с ужасом ждал, когда отец перейдет к усечению моих прав. Без этого его внезапное появление через десять лет выглядело бы ничуть не менее загадочно, чем прочие происшествия. Я ждал от него неизбежных слов: ты должен... ты не должен, но, к удивлению своему, так и не дождался ничего подобного.

Отец довольно сильно хлопнул меня ладонью по спине и сказал: