Михаил Елизаров - Библиотекарь

Признаюсь, я испытал огромное облегчение, когда в сопровождении Горн и Маши наконец-то покинул столовую.

— Поздравляю, Алешка, — как мне показалось, лицемерно сказала Горн. — Произвел хорошее впечатление.

— Не думаю, — я оглянулся на идущую поодаль Машу и украдкой шепнул Горн: — Они вам не поверили. Насчет внука.

— Разумеется, не поверили. Они же… не полные идиотки… — Горн притянула меня к себе за рукав. — Алешка… чудак… их не волнуют… вопросы родства… Лизка была… своеобразным фактором… стабильности… Она умерла… и Дому понадобился новый… источник властного баланса… Своеобразный амулет… Часто на свадьбах… рядом с невестой находится… посаженый отец. Вот ты и будешь… таким же ритуальным родственником… с формальными обязанностями. Не сложными, но очень важными. Я потом тебе… подробно объясню суть… Так что не волнуйся… Все договорено…

Вместо того чтобы спуститься вниз, меня почему-то повели на боковую лестницу, ведущую на третий этаж.

— Хочу представить тебя… еще одной особе, — повернулась на последних ступенях Горн. — Она, конечно… не заслужила этого… Но мы проявим великодушие… Да, Алешка?

— Полина Васильевна, — заартачился я. — Я устал от встреч. Может, завтра?

— Не упрямься… Трудно навестить пожилую даму?… Пришли… — Горн остановилась перед дверью и выудила связку ключей. — Завтра, Алешка… будет поздно. Мы ей специально… Книгу Силы прочли… чтобы она смогла… с тобой поговорить. Через несколько часов… она снова сойдет с ума. Больше ее реанимировать не будем. Используй момент… Маша подождет в коридоре… потом проводит до бункера…

Тяжелый синий свет выстелил на полу симметричные ромбы оконной решетки. В сумрачной палате находилась лишь кровать с высокими металлическими спинками. На простыне лежала старуха в задравшейся ночной рубахе. Разведенные руки крепились широкими ремнями к металлическим штангам кровати. Точно так же за щиколотки были обездвижены ноги.

— Вынужденные… меры предосторожности, — вздохнула Горн. — Мало ли… что ей в голову взбредет…

Она приблизилась к кровати:

— Как себя чувствуешь?

Старуха пошевелилась:

— Лучше всех.

— Извини за ремешки. Действие Силы закончится… и тебя развяжут…

— Заранее благодарю. Позже ведь не получится, все слова позабуду, — старуха снова качнула панцирную сетку, зашелестевшую плетеным металлом.

— Догадываешься… почему я пришла?

— Вязинцева показать, — просто сказала старуха.

— Я подумала… тебе было бы интересно… лично с ним познакомиться. Подойди, Алешка… — Горн поманила меня пальцем. — Она не кусается. Пока что…

Я сделал несколько шагов к кровати, стараясь не смотреть на одутловатые, в сосудистых кляксах ноги, запретную курчавую тень в глубине ночнушки. Я уже понял, что прикованная к кровати старуха — мать Маргариты Тихоновны.

— Сколько тебе нужно, Валя? Десяти минут хватит?

— Хватит.

— Только не запугивай его…

— Иди, Поля, иди. Празднуй воскрешение соратниц. Это у них развлечение такое экстремальное, — язвительно пояснила старуха, — специально отказываются на время от Книги Силы, а потом друг другу зачитывают, кто чего натворил.

— Без риска игра не игра… — Горн кивнула нам и вышла.

— Здравствуй, Алексей, — властное лицо старухи покрывали глубокие, точно прорезанные нитками, морщины. Зачесанные наверх пегие волосы слиплись в нарост, напоминавший древесный гриб-чагу. Дряблые уши заканчивались крупными мочками, похожими на размокший хлебный мякиш.

— Здравствуйте, Валентина Григорьевна.

Услышав свое имя, старуха удивленно подняла вылезшие седые брови:

— Это Полина тебя просветила?

— Она рассказала, что это вы утаили Книгу Смысла.

— Точно, утаила, — с удовольствием подтвердила старуха. — Что еще?

— Ваша дочь в моей читальне была… — сказал я и сразу пожалел. Старуха могла не знать о гибели Селивановой, и горькая новость была бы для нее ударом.

— Мне сообщили, что Марго нет в живых. Я не переживаю. Скоро я потеряю всякий ум и возможность скорбеть. Но я бы не хотела, чтобы ты держал на нее обиду. Это ведь я посоветовала Марго оставить тебя библиотекарем у широнинцев… — Старуха поежилась, словно от холода. — Наплывает. На мысли, — пожаловалась она. — Душное, белое, как вата. Скоро совсем накроет… Болезнь берет свое… Будь добр, — в голосе старухи прозвенело раздражение, — не косись так на мои телеса! Мне неприятно…

Я поспешно отвернулся к стене и спросил:

— Валентина Григорьевна, ведь это вы прислали мне Книгу Смысла?

На распятых руках под желатиновой трясущейся кожей вспухли и погасли напрягшиеся мускульные желваки.

— Книга нашлась в девяносто четвертом. На меня работал довольно большой штат непосвященной агентуры. Обычные наемники. Им ничего не объясняли, так было удобнее и безопаснее. Катерина Черемис, работник московского архива, позвонила: «Валентина Григорьевна, для вас есть Громов. „Дума о сталинском фарфоре“. Счастливая находка, весь тираж был пущен под нож, а этот экземпляр чудом сохранился в типографском музее». Я была уверена, что это не тот Громов. Книги с таким названием не было в библиотечных списках. Все равно, приехала в Москву. И такой сюрприз, — старуха беспокойно зашевелилась. Глаза, почти лишенные ресниц, горели недоброй влажной искрой, тонкие бескровные губы налились венозной мутью, вывернулись, как перетянутые жилы. — Ты прочел Книгу и знаешь, что она искушает. Я тоже не удержалась и прочла. А вместо откровения мне назвалось одно-единственное слово… — дыхание старухи участилось. Схваченные ремнями запястья вспухли от подкожных импульсов бесноватой энергии. — Представь, столько смертей, пролитой крови, ради звукосочетания, похожего на купеческую фамилию — «Вязинцев». Не густо, правда? Совсем не то, чего ожидала я и полторы тысячи верующих «мамок». Нет, я не решилась уничтожить Книгу. Я устранила опасную свидетельницу Черемис. А потом занялась преобразованием клана. Он слишком обрюзг. Почти всех лишних «мамок» удалось положить под Невербино. Уже после битвы Марго доставила списки новых читален, в том числе и той, где обустроилась она. Я наткнулась на библиотекаря Вязинцева… — плененное тело натянуло ремни, в отвисшей рубахе показалось пергаментное устье давно иссохших мумифицированных грудей. — Я не сообщала Марго о Книге Смысла, она должна была только следить за событиями в регионе. Долгие годы меня съедала досада. Почему какой-то Вязинцев?! А если пойти наперекор Смыслу и убить его воплощение? Что тогда? Как извернутся Книги?! — Желтые высохшие ноздри трепетали, словно старуха взяла след, тонкая кожная перепонка на горловой впадине колебалась как чувствительная мембрана. — Вязинцева убрали. А Книга снова называет эту фамилию. Марго мне докладывает, что появился племянник… Я ей сказала, что к тебе надо присмотреться… — старуха вдруг двинула крупом в сетку, резко подалась вперед, и только ремни удержали ее. — Дело не в тебе! Сучонок! Даже то, что ты получил Книгу, — это чистая случайность! Со мной помрачение было! Видимо, я начинала сходить с ума! Ты не особенный! Ты просто часть иных обстоятельств! — Если бы не произносимые речи, я бы сказал, что она просто щелкает пастью, норовя впиться мне в горло алыми, как у овчарки, деснами. — Книга вольна выбирать претендентов! Тыкать на каждого, вовлеченного в радиус ее воздействия! Не станет тебя, назовет другого! — Старуха вдруг обессилела, упала на подушку, прикрыв до половины глаза. — А Марго этого не понимала. Она испугалась, что Лизка тебя убьет… — Старуха благодушно зевнула: — Все теперь. Я устала. Закончилась. Уходи.