Михаил Елизаров - Библиотекарь

Начало третьей недели. Не понимает обращенную к ней речь, выражение лица застывшее. Активна. Движения размашисты. Боится менять одежду, поднимает крик. Задает один и тот же вопрос: „Почем?“ — не дожидаясь ответа, убегает. Бесцельно бродит по коридорам. Перебирает складки на платье. Выкладывает спички из коробка на стол и обратно. С определенной мелодией и ритмом поет одинаковый набор слов: „Шары, вары, народные пары, чудесные шары, народные дары“…»

Мое внимание привлек доносящийся со двора гомон хищного птичьего гнездовища. Я подошел к окну, и в глазах зарябило от столпотворения оранжевых безрукавок и телогреек. Сколько их было — может, полторы или две сотни галдящих баб. В ворота медленно вползал грузовик, тянущий за собой компрессор. Еще один грузовик исторгал из брезентового брюха новых работниц. Полувымерший Дом в течение часа налился мощью.

Телевизор я, конечно, не включал. Мне казалось, что за дверью кто-то ходит, — я прикладывал ухо и слышал, как мерным маятником поскрипывает линолеум. Невидимые шаги действовали на нервы, и я старался производить поменьше шума.

Мраморная плита была завалена почтой. Некоторые конверты уже были распечатаны, и пока не стемнело, я коротал время за чтением корреспонденции — в основном скучных хозяйственных отчетов.

Горн появилась, как и обещала, спустя четыре часа. Она была не одна. Из-за двери выглянула мордатая Маша. Наверное, денщица и сторожила меня в отсутствие Горн.

— Как все прошло, Полина Васильевна? — бодро спросил я. — Успешно?

— Алес гут… — кивнула Горн. — Хотя одного прочтения… недостаточно. Сил у девушек прибавилось… хоть отбавляй… а мозгов не очень… Через пару дней восстановятся… Тогда и познакомитесь… — Горн изучила стол и повернулась ко мне. — Любопытной Варваре… — в голосе старухи задребезжал укор, начавшийся на ласковых нотках, он вдруг резко съехал на жесткий хруст, словно наступили ногой на просыпавшийся сахар, — нос оторвали…

Я оскорбился:

— Ничего я не трогал, Полина Васильевна. Проверьте сами…

— Много будешь знать, Алешка… скоро состаришься… Впрочем… — Горн скорчила приветливую гримаску. — Ты у нас кто? Правильно… Внук. Будущий наследник… самого крупного клана… Будем тебя образовывать… — Она подошла к стеллажу, потянула ногтем широкий матерчатый корешок. — Вот… Полистаешь на досуге. Много полезного…

— Что это? — я принял из рук Горн рыхлый самиздатовский фолиант.

— Хроника Дома. Ну, и не только… Про всех понемногу…

Я открыл картонную с красными уголками обложку. Убористый машинописный текст был отбит на кальке. Размытый от копирки, шрифт пушился как шерстяная нитка.

— Ну, пойдем, Алешка, пойдем… — поторопила Горн. — Определим тебя на ночлег. Ты небось проголодался. И поешь заодно…

В коридоре мы столкнулись с запыхавшейся толстухой Клавой:

— Полиночка… Васильевна, — пролепетала она, захлебываясь дыханием, — комната нашему… э-э-э… уважаемому гостю… — толстуха поклонилась мне, — готова… В лучшем виде… Тахту поставили, стол такой шикарный, кресло, лампу…

— Спасибо, Клава, — сказала Горн. — Дуй на кухню… к Анкудиновой… Распорядись насчет ужина…

— Слушаюсь, — Клава по-военному поднесла ладонь к кудрям и во весь дух помчалась по коридору. Возле центральной лестницы она свернула и пропала из виду.

— Запоминай, Алешка, — рассказывала Горн, тыча пальцем в чередующиеся двери. — Администрация, бухгалтерия… зубной и физиотерапевтический кабинеты… манипуляционная… дальше бельевая комната… комната сестры-хозяйки… гардероб… подсобка… Верхние два этажа — палаты…

От парадных ступеней и гипсовых перил вниз вела более скромная лестница. По ней мы спустились в гулкий цоколь.

— Тут склады… Кухня… — Горн потянула носом воздух и брезгливо поморщилась. — Смердит… как в общепитовской забегаловке…

В цоколе колыхалась теплая луковая вонь. За кафельной стеной раздавался боевой лязг посуды и совиный хохот поварих.

— Просто на обед рассольник был, — встряла Маша, — не выветрилось еще.

— Просто на обед, — передразнила Горн, — помои варят… Что за народец?… За три недели обленились… А чего стараться? Старухи в маразме… и так все сожрут… Анкудинова совсем совесть потеряла… Разжалую к едрене фене!

— Полина Васильевна, напрасно вы так, — пробасила Маша. — Вкусный был рассольник, я сама пробовала, и зразы тоже вкусные…

— Нашлась, нашлась заступница… — не унималась Горн. — Спелись, кумушки… Не разлей вода… И Клаву еще… черти носят…

Я чувствовал, что брюзжание Горн напускное. Она явно нервничала, непонятно почему. Мне вдруг сделалось до того тревожно, и незримая ледяная рука взъерошила дыбом волосы на загривке.

— Куда мы идем, Полина Васильевна? — спросил я с деланным безразличием.

— В бункер.

Цоколь закончился широким пандусом, утекающим вглубь на несколько пролетов.

— Раньше там бомбоубежище было, — поясняла по ходу Горн. — Потом Книги хранились… Теперь твой личный кабинет…

Мы еще минуту петляли бетонными катакомбами. Путь внезапно закончился похожей на бронированный вход в банковский сейф внушительной металлической дверью с поворотным колесом, как на подводной лодке.

— Право руля… — Горн крутанула колесо, лязгнул отпирающий механизм, старуха толкнула тяжелую дверь, стальная плита медленно поплыла внутрь. Горн прошла первой, включила свет. — Заходи Алешка, располагайся.

Бункер оказался нормальной жилой комнатой, не затхлой, вполне уютной на вид, чему весьма способствовали декоративные окна в обрамлении темных бархатных портьер. Были также обещанные Клавой стол, тахта и кресло, затянутое белым чехлом. Из стены выступала труба то ли вентиляционной шахты, то ли мусоропровода.

Мне сразу почудилось, что я уже видел этот интерьер, только не мог вспомнить, когда, может быть, даже во сне.

— Здорово оборудовали… Молодцы… — похвалила бункер Горн. — Номер люкс… Интурист, — она с гордостью похлопала по стене. — Толщина три метра. Авиационной бомбой не просадить. Самое безопасное место в Доме. Пока здесь поживешь… до инициации. Никто не побеспокоит. Смотри, какие засовы…

Я огляделся:

— А окна такие зачем?

— Для красоты… — произнесла за моей спиной подоспевшая Клава. Она держала поднос с тарелками. — Рассольник ленинградский. Зразы мясные, рубленые. Компот грушевый. Приятного аппетита…

— Спасибо.

— Вам тут не понравилось? — искренне огорчилась толстуха. — Мрачновато, да?

— Плохо, что ни туалета, ни умывальника…

— Сантехнику за день не провести, — Клава вздохнула. — Хлопотно. Уборная рядом. По коридору немножко пройти…

— Не капризничай, Алешка, — вмешалась Горн. — Добежишь небось до унитаза… не расплескаешь.