Андрей Щупов - Сонник Инверсанта

— Враг, принесший нам дождь, уже не враг! — с пафосом объявил Тарас. — Милости просим в нашу вотчину.

— Он говорит на нашем языке? — удивился я.

Павловский снисходительно пожал плечами.

— Почему бы и нет? Я же тебе объяснял: Ванессия — давняя наша республика. Процентов на шестьдесят — те же арты. Все равно как Белоруссия или Украина. Это потом, у них пошла мода на сепаратизм, на самостийность и прочую чепуху, — вот они и отделились. Теперь здесь рождаются исключительно Иваны, а у нас — Артемы. Но язык, понятно, остался общим, хоть и пытались они в знак протеста отказаться от прошлого времени.

— Не понял?

— Что тут непонятного? Отрекаться — так отрекаться, вот они и отреклись от своего прошлого, объявив, что они — страна без прошлого, с одним только будущим.

— Это что же — как у Эстонии? — удивился я.

— Не совсем. У Эстонии, насколько я помню, наблюдались проблемы с будущим временем, а у них тут все наоборот: не желают признавать прошедших времен. В смысле, значит, был, убегал, умирал и прочее — этого у них нет. Все исключительно в настоящем и будущем.

— Лихо!

— Вот именно, что лихо. Теперь-то они жалеют, что погорячились, понимают, что сделали свою грамматику более ущербной, но обратного хода нет.

— Это почему же?

— Да потому, что прошлое времени у них отменено. Да и мировое сообщество засмеет…

Как бы то ни было, но уже через четверть часа мы тряслись на телеге Тараса, направляясь во владения гостеприимного фермера. Дробно цокали копыта мулов, и под этот мерный перестук мы медленно въезжали в горную страну. Солнце ласкало наши спины, мимо проплывали чинары и роскошные кусты южной смоковницы. Опасности я не чувствовал, а потому охране велел двигаться на приличной дистанции. Было бы и впрямь смешно, если нашу таратайку, ведомую молчаливым мулом, сопровождал бы грохочущая колонна танков. Кстати, далеко не везде означенные танки сумели бы проехать. Напоминая шелковую ленту, дорога серпантином поднималась вверх, опасно петляла над крутыми обрывами, то и дело сужалась, заставляя нас настороженно вытягивать шеи.

— Ничего страшного, Ваше Величество, — успокаивал Тарас. — Если мул шагает, значит, все в порядке. Это весной здесь бывает склизко, а сейчас ничего. Тихо, сухо — сплошная благолепь…

Он был прав. Нас действительно окружала истинная «благолепь». Была она соткана из живописных холмов, горных кинжальных пиков, зарослей алычи и барбариса. В синеве парили могучие существа с распластанными крыльями — наверняка какие-нибудь местные птицы Рух, воздух звенел от пчел и мошкары. А вскоре крутизна пошла на спад, и я впервые увидел тонкорунных овец. Как объяснил Тарас, его овцы были особой масти. Если верить фермеру, прапрабабкой этих кучерявых существ была та самая неудачная Долли, первый клон человечества, скончавшаяся после первых же родов. Тем не менее, от пятерых рахитичного вида ягнят пошло потомство. Жили искусственные овечки недолго, зато и плодились с поражающей скоростью. Нескольких ягнят успел прикупить себе прозорливый Тарас. Тогда эти слабенькие уродцы мало что стоили, и никто не мог и предположить, что в горах Ванессии хилые ягнята быстро войдут в форму, превратившись в красивейших овец. От поколения к поколению потомки Долли крепли и набирали силу, приобретая свойства, которые обычным овцам даже не снились. Как бы то ни было, но уже третье поколение овец помимо шерсти стало давать удивительно жирное молоко. Чуть солоноватое, оно оказалось более целебным, чем козье или коровье, а уж сыр и масло из него оказались настолько замечательными, что из рядового фермера Тарас в пару лет превратился в крупнейшего капиталиста. Заказы на молочные продукты сыпались, как из рога изобилия. Порой приходили и просьбы о пересылке ягнят, а под письменными посланиями Ванессийскому фермеру не стеснялись ставить подписи губернаторы крупнейших штатов и даже президенты иного зарубежья. Кое-где овечки Тараса Зубатова превратились в предмет откровенной контрабанды, а на южноамериканском континенте их продавали, по слухам, на вес золота и коки. Разумеется, их пытались разводить, скрещивать с иными породами, сажать на особый подкорм, но закавыка заключалась в том, что во всех прочих местах планеты размножение не сохраняло ценнейших свойств. Хуже становилось молоко, теряла качество и шерсть.

— Теперь я уже не всем высылаю приплод. — Словоохотливо вещал Тарас Зубатов. — Устраиваю что-то вроде аукциона, а, кроме того, учитываю чисто политический фактор.

— То есть? — слушая его, мы хрустели солеными огурцами и с любопытством осматривали проплывающие мимо пейзажи.

— Ну, как же! Смотрю — кто есть кто, анализирую, пытаюсь выбирать лучших. Я, конечно, человек маленький, но ведь и мне хочется влиять на мировую политику. Вот и влияю, как могу. Скажем, вторглись войска басков на территорию Нижней Ацтеки — все! Я их в черный списочек заношу — с жирной пометочкой. На все их просьбы отвечаю отказом! Мол, пока не помиритесь, никаких ягнят вам не будет.

— Он, кстати, и нам отказывал. — Проворчал Павловский.

— Верно, — не стал отнекиваться Тарас. — Вы ведь «Труфальдино из Мытищ» раскритиковали, помните? А фильм классный был. Не стоило его на полку класть. Лет десять там, наверное, пролежал.

— Это еще почему?

— Откуда же мне знать? У вас там полный классовый бзик наблюдался. Объявили, что фильм снят врагами Артемии, что слуга, так сказать, представитель трудовой косточки, прохиндеем оказался. Вот и запретили.

— И это тебя обидело?

— Не только. У вас и в армии полный бардак: солдатики от голода и холода мрут, офицеры пьянствуют, генералы миллионами воруют. Да и про скорое столкновение я уже тогда начинал догадываться. Ясно было, что кто-нибудь к кому-нибудь припожалует. Не мы к вам, так вы к нам. Чего же мне было распинаться перед потенциальным врагом?

— А сейчас, значит, распинаешься?

— Сейчас это факт уже свершившийся. Что случилось, то случилось, а вы еще и о миссии спасения объявили. Я-то, положим, понимаю — что к чему, но людишки у нас наивные — верят, зачем же их разубеждать?

— Ну, а ты, выходит, не веришь?

— Я предпочитаю знать. Вера — дело хорошее, только очень уж на глупость человеческую полагается. А мне не повезло, я умным родился — потому и верить на слово не привык. Опять же вы и дождь нам принесли, а это, надо сказать, дорогой подарок.

— Почему же?

— Как это почему! Дождь — это трава, а трава — это овцы, а куда же мне без них? — в глазах премудрого Тараса блеснули хитроватые искорки. Было совершенно неясно — издевается он над нами или говорит всерьез.

— Дождь, Ваше Величество, мне давно был нужен. Из-за жары глиняные отвалы каменеют, целебные качества теряют. Значит, еще одна убыточная статья. — Тарас махнул рукой куда-то вправо. — Вон они, кстати, начинаются — можете полюбоваться.