Андрей Ерпылев - Наследники Демиурга

Тогда, накануне пресловутого «Миллениума», Владислав и перебрался насовсем к отцу, у которого после смерти матери бывал лишь урывками, благо места в шести комнатах некогда престижного дома хватало с избытком. Старик этому обстоятельству обрадовался по-своему, в два счета уволив домработницу, верно служившую еще с тех самых пор, когда жива была мама, Татьяна Владиславовна, и которую Владик помнил с самых первых лет жизни. На старости лет «экономка» начала приворовывать хозяйское добро, считая (совершенно справедливо, нужно заметить), что прижимистый хозяин ей недоплачивает. После безобразнейшей сцены семидесятилетняя Варвара ушла, волоча два огромных тюка «своих» пожиток и так артистично подвывая, что Сотников-младший даже пожалел ее. Правда, жалость улетучилась сразу после того, как, проводя окончательную ревизию, он недосчитался пары небольших натюрмортов начала прошлого века из гостиной, увесистой серебряной сахарницы и еще множества мелочей, но шума все-таки поднимать не стал…

И потекли дни, похожие друг на друга, как пыльные фарфоровые слоники, цепочкой выстроившиеся на допотопном комоде в комнате матери. Поначалу Владислав еще пытался как-то устроиться в жизни, покупал пухлые справочники наподобие фолианта «Работа для всех», звонил в разные фирмы, бегал по адресам, записывался на всякого рода курсы и тренинги… Но постепенно, разуверившись, он махнул на все рукой и целиком посвятил себя отцу, превратившись в сиделку, прачку, медсестру и освоив еще десяток сопутствующих профессий.

После долговременной и кровопролитной баталии Сотникову-младшему удалось вырвать у старшего право распоряжаться пенсией, грошовой из-за всех инфляций и деноминаций, но до сберкнижки старик его так и не допустил. Денег же катастрофически и перманентно не хватало, поэтому, плюнув на угрызения совести, Владислав продолжил дело Варвары.

Он начал понемногу таскать в антикварные, букинистические магазины и на толкучки разного рода безделушки и старые книги, о которых отец, скорее всего, давным-давно позабыл. Давали за них мало, обманывали безбожно, да к тому же постоянно существовала опасность того, что примут за вора, схватят, как говорится, за локоть…

Вспомнив о том, как в детстве и юности, подражая отцу, пытался писать (не патриотическую и производственно-бытовую прозу, конечно, а фантастику, приключения…), Владислав в один прекрасный момент уселся за стол и положил перед собой чистый лист бумаги. Рассказ, вернее небольшая повестушка, написался как-то сам собой, простенький по сюжету, но увлекательный.

Главный герой – провинциальный скульптор-авангардист – наваял из подручных средств замысловатый монумент, украсив его для пущей привлекательности елочной гирляндой. После включения чуда-юда в сеть оказалось, что данный агрегат совершенно непонятным образом заставляет исчезать любые предметы, попадающие в «поле зрения» помятой спутниковой тарелки, присобаченной сбоку. Причем предметы эти исчезали бесследно и навсегда. Поэкспериментировав, герой понял, как использовать свое нечаянное изобретение, и открыл фирмочку по утилизации отходов.

Время шло. Став главой концерна по выпуску машин для безотходного уничтожения мусора, герой разбогател и отстроил на месте своей каморки роскошный дворец. Каково же было его удивление, когда однажды из ниоткуда стали появляться предметы, «уничтоженные» им десятки лет назад. Машина просто-напросто отправляла отходы в будущее. Сообразив, что страна скоро окажется заваленной барахлом под завязку и в качестве виновника укажут именно на него, герой решился на побег. Забравшись в пустую коробку из-под какого-то громоздкого агрегата, он вызвал машину-утилизатор и отправился вслед за мусором, надеясь, что через много лет страсти поутихнут. В конце пути он оказался на огромной площади, в центре которой возвышался огромный памятник ему самому, и изумленно прочел эпитафию: «От благодарных потомков предку, обеспечившему неиссякаемыми ресурсами сырья многие поколения…»

Словом, незамысловато, но занимательно. Сложнее всего было найти того, кто перепечатал бы данный опус хотя бы на пишущей машинке для подачи в редакцию. Но в конце концов после продолжительных мытарств, сумасшедших надежд и бездн отчаяния, чередовавшихся с завидным постоянством, свершилось… За этот труд один из научно-технических в недавнем прошлом журналов, ныне гибрид рекламного вестника с дайджестом зарубежных изданий, «отвалил» Владиславу гонорар, позволивший худо-бедно протянуть месяц-другой. Не без задней мысли редакция предварила рассказ вступлением, информирующим читателя о том, что «молодой автор» – сын того самого Сотникова, Лауреата и Героя, который… Слава богу, старик, кроме «Правды» и «Советской России», давно уже ничего не читал, иначе дни фантаста-дебютанта под родительской крышей были бы сочтены.

Писательский труд оказался неожиданно захватывающим, и теперь, исполнив свой сыновний долг, а иногда, как сегодня, и в процессе оного, Владислав хватался за бумагу и покрывал ее неровными строчками, иногда густо перечеркивая написанное и строча снова. Рассказы, хоть и с трудом, периодически удавалось пропихивать то в один, то в другой журнал, так что деньги со скрипом, но поступали. Наконец, в конце прошлого года, одно небольшое издательство тиснуло в формате «pocketbook» пухлый сборничек в мягкой обложке, который, приятно грея сердце автора, бывало, попадался ему на глаза то на одном, то на другом книжном прилавке…

За «малые формы» и платили мало, настоятельно рекомендуя взяться за что-нибудь более грандиозное, но духу на такое «кощунство» пока не хватало. Имелись, конечно, некоторые наброски, даже что-то такое складывалось в голове… Но на бумаге получалось или слишком куце, или, наоборот, пространно и скучно, словно в отцовских инкунабулах, сурово глядевших на святотатца пыльными золочеными корешками с застекленных полок книжных шкафов.

Но сейчас, как говорится, был иной случай. Воровато оглянувшись, Влад перекрестился про себя и прикоснулся пером (никаким, конечно, не пером, а банальной шариковой ручкой) к бумаге:

«Мансур оторвался от монитора компьютера, откинулся на спинку удобного эргономичного кресла, прикрыл утомленные глаза и с силой потер ладонями лицо, с неудовольствием ощущая первые признаки небритости, обычно проявляющиеся на щеках уже после обеда.

Как всегда, когда он трудился в дневное время, привычное для большинства, работа не клеилась совершенно…»

Мансур оторвался от монитора компьютера, откинулся на спинку удобного эргономичного кресла, прикрыл утомленные глаза и с силой потер ладонями лицо, с неудовольствием ощущая первые признаки небритости, обычно проявляющиеся на щеках уже после обеда.