Андрей Ерпылев - Наследники Демиурга

– Совершенно верно! Триста пятьдесят восемь. Это – не считая трех монографий. Но ему все мало, понимаете? Нет, пока надо мной висит Шнеерсон – мне в этих стенах ничего не светит…

– И все-таки, – перебил горестные излияния майор, – что вы мне можете сообщить о Сотникове?

– Сотников? Что Сотников? – ВРИО Харона снял свои монументальные очки, протер их платочком, близоруко моргая бесцветными глазками, и снова водрузил на нос. – Тривиальнейший случай, уверяю вас.

Маркелов молчал, и врач вынужден был продолжить:

– Обширнейший гемопарез… Пардон, кровоизлияние в мозг. Даже молодому человеку такое выдержать проблематично, а ему было… Извините… – Очкарик порылся в своих записях, возлежащих на отдельном пюпитре, и с удивлением констатировал: – Девяносто девять лет… Хм-м… Я как-то не обратил внимания, но ему было девяносто девять лет. Старичок и старичок, а вот поди ж ты…

– И ничего нельзя было сделать?

– Ха! Удивительно, что смерть не наступила мгновенно и он жил еще несколько часов! В девяносто девять лет человек вообще может умереть от чего угодно. Например, от пустяковой инфекции, на которую более молодые люди не обращают никакого внимания. Да что там инфекция – банальный насморк, допустим от аллергии, легко приводит к летальному исходу. Организм просто перестает сопротивляться. Понятно это вам?

– Понятно. А что вы можете сказать о параличе, которым Георгий Владимирович страдал при жизни?

– О-о-о! – заметно оживился врач. – Тут гораздо интереснее… Вы в курсе, что Сотников давно, много лет назад пережил огнестрельное ранение в позвоночник?

– В его биографии написано о тяжелой контузии… – осторожно заметил Александр.

– Черта с два! – торжественно объявил очкарик, возбужденно блестя стеклами, и убежал куда-то вглубь полутемного помещения, чтобы тут же вернуться с какой-то склянкой в руках. – Что вы скажете об этом?

На донышке какой-то мелкой медицинской посудины перекатывался, позвякивая о стекло, черный комочек, больше всего похожий на кусочек угля, но по звуку – металлический.

– Осколок?

– Как же, осколок… Пуля.

– Да ну? Что-то маловато для пули.

– Ничего не маловато, – обиделся медик. – Калибр пять и шесть десятых миллиметра. Правда, немного деформированная.

«Пять и шесть… – прикинул в уме Маркелов. – „Браунинг“? Вполне возможно. Для боевого оружия действительно маловато…»

– Эта пуля сидела в позвоночнике Сотникова как минимум семьдесят лет. Вокруг нее наросла целая костная мозоль. Ну, представляете: вроде жемчужины, которую моллюск наращивает вокруг песчинки, попавшей ему в раковину и раздражающей тело.

– И извлечь ее было невозможно?

– Примерно до середины семидесятых годов прошлого века – нет. Уровень хирургии не позволял. А после это уже стало опасно для ее носителя. Возраст перевалил критическую отметку. Да уже и вряд ли удалось бы восстановить функцию нижних конечностей. Атрофия мускулов, вырождение связок и суставов… А что, он действительно был известным писателем?

– В свое время – очень…

– Ну и подкинул ты мне задачку, Маркелов!

Майор Голобородько сегодня был трезв и бодр, будто скинул лет двадцать. Чего нельзя было сказать о самом Александре, которому все последние дни удавалось поспать часа четыре-пять в сутки – не больше.

– Ты что – в земле ее откопал?

– Нет, в позвоночнике одного из фигурантов, – буркнул майор, сегодня как никогда не расположенный к шуткам и пикировке.

– Да ну? И долго она там пробыла?

– Говорят – лет семьдесят. Но я думаю, что больше.

– Эксгумацию проводил? – деловито поинтересовался эксперт. – Тогда надо было хотя бы пару костей прихватить – я бы в два счета твоего жмура датировал.

– Он еще пару недель назад живехонек был.

– Да ты что!.. Сочувствую, сочувствую…

– Ты пулю определил?

– Пулю? За кого ты меня держишь? Конечно определил! Кстати, тебе не соврали насчет семидесяти лет.

– То есть?

– Это пуля к бельгийскому дамскому браунингу серии… Ну, это ты прочтешь и в отчете – буду я себе память лишний раз нагружать. Там и так барахла всякого навалом. Помнишь, как Шерлок Холмс говорил у Конан-Дойла? «Этюд в багровых тонах», по-моему…

– Слышь, Голобородько! Не тяни, а? У меня дел – во! – Майор стукнул себя по горлу открытой ладонью.

– Ладно, ладно… – недовольно буркнул эксперт. – Патроны с пулей данного типа начали выпускать только в одна тысяча девятьсот двадцать девятом году. Так что пуля могла попасть в хребет этому твоему анониму никак не более семидесяти шести лет назад. Не слишком сильно рознится с твоими данными. К тому же, пока патроны попали в Россию, пока этот твой столетний жмурик решил свести счеты с жизнью… За год тридцать четвертый – тридцать пятый я отвечаю.

– Тридцать пятый… Стоп! А почему именно попытка самоубийства?

– Элементарно, Ватсон! – Положительно, у Плутония Сергеевича сегодня настроение было более чем дурашливым – Александр чувствовал, что без бутыли из сейфа все равно не обошлось. – Для чего еще годятся эти бабские штучки? Пардон, дамские. Ты вообще хоть раз эту «пушку» видел? Хочешь, я тебе фото в справочнике покажу? Длина ствола – пятьдесят пять миллиметров, обойма на четыре патрона… Да его вообще не каждый мужик в руке удержит! Я, например, не смог бы. – Майор продемонстрировал красную толстопалую лапу, сделавшую бы честь любому молотобойцу. – Игрушка! Ты детский пистолетик пластмассовый давно после младенчества в руках держал? Во-во!

«А ведь Сотников-старший атлетическим сложением не отличался, – подумал Александр, изучая свою ладонь, тоже не похожую на длань виолончелиста. – И рука у него была скорее изящная… В молодости, конечно…»

– Для подобных случаев их экзальтированные дамочки и держали, – продолжал витийствовать майор Голобородько, активно помогая себе жестами. – Ну, конечно, таскали всюду в ридикюлях своих, чтобы от насильников и грабителей обороняться, не без этого… А обычно – простейшая история: любимый изменил с какой-нибудь балериной… Или, принимая во внимание специфику тридцатых годов, с председателем райотдела культуры… Много ли надо романтической барышне? Слезливое письмо на десять страниц и – пистолет к груди…

– Не к виску? – уточнил Маркелов.

– Бог с тобой! В висок офицерье белое стрелялось! «Служили два товарища» видел?

– Видел, видел…

– Ну вот. А дамочки – в сердце. Равно как и обыватели всякие бесхарактерные. В висок-то себе пальнуть – самообладание нужно, мужество… Ты учти, когда жизнь надоест.

– Значит, для других дел это оружие не годилось? – не обратил внимания на подначку майор.

– Ни в коем разе. Ты сам посуди: убойная сила – никакая… Ты баллистику помнишь?