Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]

Зло — это одна из составных частей нас самих. В мире, что нас окружает. Единожды пролитое, оно просочилось в наши тела, умы, сердца, даже в камни мостовой.

ПОЧЕМУ?

Мы — слепые кроты. Ползающие под землей, все вокруг себя ощупывающие своими хоботками. Мы ничего не ведаем. Я постиг это… теперь я не знаю, куда мне деваться. И только визжу от страха. Бегу подальше прочь.

Презираемый всеми.

Смейтесь надо мной, думал он, увидев, что водители обратили на него внимание, когда он брел к своему автомобилю. Их глаза были устремлены на него, когда он кивком подозвал своего водителя. Тот раскрыл дверцу. Он вполз в кабину.

В госпиталь, подумал он. — Нет, назад, в контору.

— «Ниппон Таймз Билдинг», — произнес он вслух. — Не очень быстро.

Он теперь внимательно глядел на город, автомобили, магазины, высокие здания самой современной архитектуры. На людей. Всех этих мужчин и женщин, что спешили каждый по своим особым делам.

Стоило Рамсэю связаться с одной из других торговых миссий, чтобы ее представитель на встрече в посольстве позвонил ему о своем возвращении.

Он объявился вскоре после полудня.

— Вы, наверное, заметили, что мне стало не по себе на встрече, — сказал в трубку Тагоми. — На это, без сомнения, все обратили внимание, особенно на мой поспешный уход.

— Я ничего не видел, — ответил представитель «Цветных металлов». — А вот по окончании встречи я вас не обнаружил и тотчас же захотел узнать, что это с вами случилось.

— Вы очень тактичны, — уныло произнес Тагоми.

— Вовсе нет. Я убежден в том, что все настолько были поглощены докладом министерства иностранных дел, что не обращали никакого внимания на все остальное. Что же касается содержания того, что было прочитано после вашего ухода — вы до конца дослушали краткий анализ претендентов в борьбе за власть? Он был приведен в самом начале доклада.

— Я прослушал до той части, где говорилось о докторе Зейсс-Инкварте.

— После этого докладчик стал освещать состояние экономики Рейха. На островах метрополии придерживаются той точки зрения, согласно которой осуществление германской программы низведения населения Европы и Северной Азии до положения рабов — плюс истребление всех интеллектуалов, буржуазных элементов, патриотической молодежи и чего только не еще — привело к экономической катастрофе. Нацистов спасли только грандиозные технологические достижения германской науки и техники. Чудо-оружие, так сказать.

— Да, это так, — произнес Тагоми. Не поднимаясь из-за стола и держа трубку в одной руке, он другой налил себе чашку горячего чая. — Как помогли их чудо-ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2 и реактивные истребители выиграть войну.

— Но ведь это балансирование на краю пропасти, — сказал представитель «Руд Цветных Металлов». — Только использование атомной энергии позволяет им удержать экономику от полного распада. И отвлечение внимания с их помощью, правда, больше похожих на цирковые выступления, ракетных путешествий на Марс и Венеру. Докладчик подчеркнул, что, несмотря на всю эту захватывающую воображение важность подобных путешествий, они ничего им не дали в экономическом плане.

— Но зато какое это производит впечатление, — заметил Тагоми.

— Прогноз его мрачен. Он чувствует, что большая часть высокопоставленных нацистов отказываются смотреть в глаза фактам, касающимся их катастрофического экономического положения. И поступая так, они ускоряют развитие тенденций, ведущих к еще более головокружительным авантюрам, к еще большей непредсказуемости, к еще большей нестабильности. Они не в состоянии вырваться из цикла, состоящего сначала из маниакально энтузиазма, затем страха, затем отчаянных решений партии — так он хотел довести до нашего сознания, что все эти тенденции выведут на вершину власти наиболее безответственных и безрассудных соискателей.

Тагоми понимающе кивнул.

— Поэтому мы должны предполагать скорее худший, чем лучший выбор, который будет сделан. В нынешней схватке трезвомыслящие и осознающие свою ответственность элементы потерпят поражение.

— А кто же из них, по его мнению, хуже других? — спросил Тагоми.

— Гейдрих. Доктор Зейсс-Инкварт. Герман Геринг. По мнению имперского правительства.

— А лучше?

— Возможно, Бальдур фон Ширах и доктор Геббельс. Но в отношении этих претендентов он высказался с меньшей определенностью.

— О чем он еще говорил?

— Он сказал нам, что в такое время наша вера в императора и кабинет должна быть еще крепче, чем обычно. Что мы должны с уверенностью взирать на императорский дворец.

— И была минута почтительного молчания?

— Да.

Мистер Тагоми поблагодарил представителя «Руд Цветных Металлов» и положил трубку.

Пока он пил чай, зажужжал интерком. Раздался голос мисс Эфрикян.

— Сэр, вы высказали пожелание отправить послание германскому консулу. — Она сделала паузу. — Вы соизволите продиктовать его мне сейчас?

Еще вот это, дошло до Тагоми. А я и забыл.

— Зайдите в кабинет, — попросил он.

Мисс Эфрикян тут же вошла с улыбкой, исполненной надежды, на лице.

— Вы уже чувствуете себя лучше, сэр? — спросила она.

— Да. Инъекция витаминов очень помогла мне. — Он задумался. — Напомните мне имя германского консула.

— Фрайгерр Хуго Рейсс.

— Майн герр, — начал Тагоми. — Нас всех потрясло известие о том, что скончался ваш вождь, герр Мартин Борман. Слезами наполняются мои глаза, когда я пишу вам эти строки. Вспоминаю смелые деяния, совершенные герром Борманом для спасения немецкого народа от врагов внутренних, так и внешних, так же, как и поражающую душу твердость, проявленную им к изменникам, которые хотели предать извечную мечту всего человечества о покорении космоса, в который так смело ныне вторглись светловолосые голубоглазые нордические расы после тысячелетий… — Он умолк, потеряв всякую возможность хоть как-то закончить мысль мисс Эфрикян выключила свой диктофон и стала ждать дальнейших указаний.

— Великие времена мы переживаем, — заметил Тагоми.

— Записать это, сэр? И использовать в послании? — не зная, как поступить, она снова включила свой аппарат.

— Это я сказал, обращаясь к вам, — пояснил Тагоми.

Она улыбнулась.

— Воспроизведите, что я наговорил, — попросил Тагоми.

Послышался звук обратной перемотки. Затем его собственный голос, слабый и монотонный, воспроизводимый двухдюймовым громкоговорителем: «…совершенные герром Борманом для спасения…»

Сказанное им очень напоминало писк насекомого, которое тщится выползти из ловушки. Скребя лапками и хлопая крылышками, подумал он.

— Я придумал концовку, — сказал он, когда бобины перестали вращаться. — …прикованности к земле к своей ни перед чем не останавливаясь принести себя в жертву и тем самым заслужить такое место в истории, из которого не сможет вытеснить их никакая другая форма жизни вне зависимости от того, что может произойти в будущем. — Он сделал паузу.