Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]

Естественно, он поехал назад. Но… уже не испытывал, понял он, как прежде, той необычности ощущений, когда все — улицы, здания, пешеходные переходные мостики — проплывали перед ним в обратном порядке.

Возле Стоктона он поднялся с места, чтобы выйти. Но когда начал спускаться по ступенькам на остановке, его окликнул кондуктор:

— Ваш портфель, сэр.

— Спасибо. — Он забыл его в вагончике. Протянув руку, подхватил его, затем, когда кабельный вагончик с лязгом начал двигаться, поклонился. Было очень ценным содержимое этого портфеля. Бесценный кольт-44, предмет особой гордости коллекционера, лежал внутри. Теперь он держал его под рукой постоянно, на тот случай, если мстительные бандиты из СД попытаются отплатить ему персонально. Никто не знает, что его ждет, понял Тагоми. И тем не менее, он остро ощущал, что эта новая для него привычка, несмотря на все то, что с ним произошло, какого-то невротического свойства, свидетельство его душевной надломленности. Мне не следовало бы слишком уж потворствовать этой привычке, напомнил он себе в который раз, шагая с портфелем в руке и памятуя о зловещей цепи: решение, принятое по нужде — навязчивая идея — фобия, панический страх.

Я крепко сжимаю его ручку, подумал Тагоми, он столь же крепко держит меня.

Неужели я лишился своего восторженного к нему отношения? Вот таким вопросом неожиданно для самого себя задался Тагоми. И это инстинктивное чувство изменилось на прямо противоположное вследствие памяти о том, что я совершил? Пострадала вся эта моя одержимость коллекционированием, как любимым занятием, а не просто отношением к этому отдельно взятому предмету? Одна из опор моей жизни… сфере, где я, увы, обретался с таким наслаждением.

Окликнув велокэб, он велел водителю отвезти его на Монтегоми-стрит, к магазину Роберта Чилдэна. Нужно решить хотя бы это. Ухватиться за одну оставшуюся нить, сделать то, что я еще в состоянии сделать по своей доброй воле. Может быть, мне еще удастся все-таки справиться с этой тревожной мыслью, вычеркнуть из жизни целую сферу интересов, поменяв с помощью какой-нибудь уловки этот злополучный револьвер на что-либо другое, обладающее не меньшей засвидетельствованной историчностью. Слишком уж сильно переплетается судьба револьвера с моей личной судьбой… притом как-то очень нехорошо. А ведь дело-то здесь только во мне, никто другой не будет испытывать подобных неприятных ощущений, имея дело с этим оружием. Дело только в моем личном душевном мире.

Надо высвободиться их этого плена, взволнованно решил он. Когда не станет револьвера, уйдут и все остальные тревоги, как тучи прошлого. Потому что это не просто в моей психике; это — как всегда говорят об этом, теоретизируя об историчности — в равной мере и в этом револьвере. В связывающем нас уравнении.

Он подъехал к магазину. Здесь я часто бывал, подумал он, расплачиваясь с водителем. Как по сугубо личным вопросам, так и по делам. Он быстро вошел в магазин, не забыв прихватить с собой портфель.

У кассы стоял мистер Чилдэн, протирая тряпкой какое-то изделие.

— Мистер Тагоми, — произнес Чилдэн, поклонившись.

— Мистер Чилдэн, — он тоже поклонился.

— Какой сюрприз, я тронут. — Чилдэн отложил изделие и тряпку. Обошел угол возле кассы, выходя навстречу. Последовал обычный ритуал, дружественные приветствия и все прочее. Да, Тагоми почувствовал, что сегодня этот человек какой-то не такой, как обычно. Какой-то менее суетливый, менее речистый. И это понравилось ему. Чилдэн всегда был немного шумным, назойливым, возбужденно заискивающим. Но это в такой же степени могло быть и весьма нехорошим признаком.

— Мистер Чилдэн, — начал Тагоми, выложив портфель на прилавок и расстегивая его, — я бы желал вернуть один предмет, купленный мною у вас несколько лет назад. Я это точно помню.

— Пожалуйста, — ответил Чилдэн. — Все зависит от его состояния. — Он напряженно следил за Тагоми.

— Кольт 44-го калибра, — произнес Тагоми.

Они оба долго не решались заговорить, глядя на револьвер, покоившийся в открытом футляре из тикового дерева вместе с частично израсходованными боеприпасами к нему.

Лицо мистера Чилдэна выражало мрачное безразличие.

— Вас, значит, это не заинтересовало? — произнес Тагоми.

— Нет, сэр, — сдавленно вымолвил Чилдэн.

— Не буду настаивать. — Он и не чувствовал в себе должных сил, чтобы настаивать. Я уступаю. «Инь», податливость, уступчивость, боюсь, овладели мною в очередном качании маятника…

— Извините меня, мистер Тагоми.

Тагоми поклонился, аккуратно положил назад в портфель револьвер, боеприпасы, футляр. Судьба. Мне придется не расставаться с ним. — Вы, кажется, несколько разочарованы? — спросил Чилдэн.

— Вы это заметили. — Тагоми был явно расстроен. Позволяя своему внутреннему миру раскрыться для всеобщего обозрения? Определенно, именно так. Он пожал плечами.

— У вас имеется особая причина, по которой вы хотели бы его сдать? — спросил Чилдэн.

— Нет, — ответил он, снова пряча свой личный мир — как и подобало.

Чилдэн, несколько поколебавшись, спросил:

— Мне… захотелось узнать, в самом ли деле этот предмет был продан в моем магазине? Я не держу подобные предметы…

— Я в этом уверен, — ответил Тагоми. — Но это не имеет ровно никакого значения. Я не возражаю против вашего решения. Меня оно нисколько не задело.

— Сэр, — вдруг обратился к нему Чилдэн, — позвольте мне показать новые поступления. У вас есть свободная минута?

Тагоми почувствовал, как что-то прежнее зашевелилось в нем.

— Что-то, представляющее особый интерес?

— Пройдемте, сэр. — Чилдэн провел его через весь магазин.

Внутри запертой прямоугольной стеклянной витрины на плоских дощечках, обитых черным бархатом, лежали маленькие металлические спирали и другие, несколько абстрактные геометрические фигуры, каждая из которых была скорее намеком на нечто, чем чем-то реально существующим. При виде их у Тагоми возникло какое-то странное ощущение, и он приостановился, чтобы лучше их рассмотреть.

— Я показываю их всем, без малейшего исключения своим заказчикам, — сказал Роберт Чилдэн. — Сэр, вы догадываетесь, что это такое?

— Напоминает ювелирные украшения, — произнес Тагоми, заметив булавку.

— Это все, разумеется, американской работы. — Однако, сэр, это не старинные украшения.

Тагоми поднял взор.

— Сэр, все это новое, — обычно бледное, бесцветное лицо Чилдэна сейчас едва ли не пылало энтузиазмом. — Это новая жизнь моей родины, сэр. Начало ее в форме крохотных непереходящих зерен. Красоты.

С подобающим данному случаю интересом Тагоми осмотрел в руках несколько таких предметов. Да, в них есть что-то такое новое, что одухотворяет их, решил он. Здесь подтверждается главный закон Тао. Когда всюду простирается «инь», вдруг в самых темных глубинах зарождаются первые проблески нарождающегося света… мы все с этим хорошо знакомы, мы уже видели, как это случалось прежде, как я вижу это сейчас здесь. И все же это для меня всего лишь простые капли металла, металлический лом. Я не в состоянии прийти в такой же восторг, которым сейчас охвачен мистер Чилдэн. К превеликому огорчению — для обоих нас. Вот так.