Владислав Крапивин - Тополята

Через час лязгнула снаружи щеколда, и появилась практикантка Вера. Хорошая, кудрявая и веселая. Таких вот молоденьких студенток иногда посылали в детдом из педучилища на практику. Ребята к ним буквально прикипали, но практика заканчивалась быстро, и девушки исчезали. У многих от этого была большая грусть (а иногда и слезы).

– Привет, жертва режима! За что тебя сюда?

– За Аннушку. Петь заставляла, а я не стал.

– А почему?

– Потому что вопит слишком громко… Если бы только на меня, а то и на Вовку Винтика, а он еще маленький, сразу в слезы… Я и говорю: «Пойте тогда сами про наше солнечное детство…» А она меня к Юрьичу…

– Трудная у тебя жизнь, Владик… – Она никогда не говорила ему «Кабул».

– Обыкновенная, – сказал он. – У всех такая…

– Ну… да. У всех, кто в детдомах…

Вера принесла с собой берестяной баульчик. Теперь открыла его и достала маленький термос, кружку и салфеточный сверток. Кружку поставила на скамью, налила из термоса горячий какао. В свертке оказалась большущая ватрушка с творогом.

– Подкрепись, узник, ужин тебе, видимо, не светит…

Кабул вцепился в теплую ватрушку зубами, глотнул какао. Да, бывают в жизни радостные моменты. Между двумя глотками он сказал сквозь жеванье:

– Вера, спасибо… А тебе не попадет, что ты сюда, ко мне…

– А я не боюсь. На меня много не поорешь. – И стала вдруг не улыбчивой, а серьезной, со сведенными кучерявыми бровями.

Кабул доглотал из кружки, собрал на ладонь крошки и бросил в рот. Подышал, помолчал. Снова дотянулся до щиколотки, пальцем промокнул росинку крови на месте оторванной болячки.

Вера пригляделась.

– Подожди-ка… Что у вас тут за привычка расчесывать царапины…

Она достала из баульчика косметичку, а из нее кружевной платочек и пузырек с духами. Пропитала ими тонкую ткань. Прижала ее к алой точке на ноге Владика.

– Щиплет?

– Не-а…

– Это плохо. Должно щипать, чтобы убилась вся зараза…

– Ой, щиплет… маленько…

– Вот и хорошо… Владик, а можно задать тебе один вопрос?

– Хоть сто! – благодарно сказал он и незаметно придвинулся к Вере. От нее пахло духами и чем-то еще непонятно-хорошим. Возможно, густыми кудряшками прически.

– Слушай, Владик, а ты всегда жил в детдомах? Без родителей? – полушепотом спросила Вера.

– Всегда… – Кабул уперся подбородком в обтянутое хэбэшной штаниной колено.

– И… совсем не помнишь маму и папу?

– Я даже не знаю, кто они. Мне говорили, что в дом малютки меня принесли почти что новорожденного… Вроде бы родители погибли под обстрелом, но как их звали, узнать не удалось…

Вера взяла его за плечо.

– Я тоже росла совсем без мамы. Она умерла при моем рождении…

– Ты детдомовская?!

– Нет, я жила с отцом…

– Это все же не интернат, – умудренно заметил Кабул. Среди ребят – и в малышовом детдоме, и здесь, в интернате – часто велись разговоры: кто совсем сирота, а кто не совсем, и если «не совсем», то у кого, где и какие есть родители. Те, у кого они есть, были счастливцами. Например, если даже мать спилась, а отец в тюрьме, все равно оставалась хоть капельная надежда: вдруг в будущем все наладится? Вдруг они однажды появятся и скажут: «Пойдем домой…» Ходили даже слухи, что где-то когда-то такое случалось…

– Да, конечно, – согласилась Вера. – Папа хороший. Это замечательно, что он есть… Но самое замечательное, что однажды он сказал мне простую и… такую очень прочную вещь…

– Какую? – шепнул Кабул и почему-то встревожился.

– Вот такую. Он сказал: «Верочка, несмотря ни на что, у тебя все равно есть мама…»

– Как это? – выдохнул Кабул.

– Я тоже ахнула: «Как это?» И даже перепугалась: может, решил жениться? И тогда – мачеха? А он объяснил… Хочешь, я это объясню тебе?

Владик понял, что сейчас откроется небывалая тайна.

– Да… да, я хочу…

– Тогда по порядку… Человеческая жизнь главным образом состоит из прошлого. То, что ожидается в будущем – его еще нет. Не было. А то, что сейчас , – оно очень моментальное сейчас. А самое большое в жизни – то, что уже было. Ну, недаром же, когда человек думает о жизни, он обязательно вспоминает, какая она была … А раз была , значит, есть … Понимаешь меня?

– М-м… – осторожно сказал Кабул.

– Ну, посмотри. Вот вчера вам читали «Руслана и Людмилу» поэта Пушкина. Эта книга есть сейчас . Но если бы раньше не было Пушкина, никогда не было бы книги. Значит, он тоже есть – всегда… Если бы не было мам, не было бы меня и тебя… А раз мы есть на свете, они тоже есть. Их можно вспоминать и можно… представлять живыми, будто они рядом…

Теперь Кабул понимал. Он сказал с трудом:

– Тебе… хорошо. У тебя, наверно, фотки сохранились. И ты знаешь, как ее звали… зовут… А у меня что?

– А у тебя… а тебе известно, что она все равно была, значит, есть. Ну, пусть не знаешь имени и не видел лица. Но ты можешь представить. Пускай даже не очень ясно, а будто в сумерках, полутень. Словно она подходит сзади и гладит по голове: «Владик, это я…»

Короткий, как удар, плач едва не рванулся из него. И тогда было бы не остановить. Но Кабул в последний миг сдержался. Закусил губу и совсем крепко прижался к Вере.

Распахнулась дверь, и возникла воспитательница. Наталья Зиновьевна.

– Иванов!.. Ой, Вера… Вера Олеговна, а вы здесь… зачем? Вы… как-то странно обнимаетесь и…

– Не странно, а по-приятельски. Провожу доверительную воспитательную беседу. Чтобы мальчик не спорил со старшими…

Она переглянулась с Кабулом, и оба хихикнули про себя. Наталья Зиновьевна покивала:

– А! Это хорошо… Иванов, иди, надень чистые брюки и рубашку, там пришли люди, которые хотят с тобой познакомиться…

Это что за новости?.. Кому нужен детдомовский пацан Иванов? Кабул даже струсил и чуть не сказал: «А че я сделал?» Но жизнь научила, что задавать лишние вопросы (особенно такие тупые) не следует: нарвешься на какую-нибудь неласковость…

Оказалось, что бояться не следовало! Наоборот! Случилось чудо! Оно иногда случается в малышовых детдомах, но в таких вот, которые для школьников, это очень редкое событие. Недели две назад интернатский хор выступал перед работниками кондитерской фабрики «Сладкая радуга» (которые считались шефами детдомовцев), и там на светловолосого певца Владика Иванова положила глаз супружеская пара. («Море, ты слышишь, море! Твоим матросом хочу я стать…») Это были начальник цеха Андрей Кириллович и старший бухгалтер Эмилия Борисовна. Переметовы… И вот теперь:

– Владик, нам очень понравилось, как ты поешь… – И это означало, конечно: «Мальчик, ты вообще понравился нам». – Ты не против, если мы пригласим тебя в гости?

Конечно, он был не против! Такое событие в однообразии интернатской жизни!