Владислав Крапивин - Тополята

Впрочем, сам Владька не очень грустил. Или, по крайней мере, не показывал грусти. Ведь радость его была больше печали. Он почти не говорил об отъезде: может быть, боялся сглазить подкатившее счастье. Только однажды он спросил:

– А когда сестры – не просто сестры, а близнецы, они ведь совсем одинаковы, да?

В тот момент были в палате у Кабула несколько человек. Не только Тенька, Шурик и Егорка, а еще Эвелина Полянская и Данька Сверчок. Все поняли осторожный вопрос Владика Свирелкина. А ответила Эвка:

– Конечно. Они очень похожи …

Еще через несколько суток на Косе спилили тополя. Ночью. При свете фонарей. Случайные свидетели говорили, что работало два десятка дюжих мужиков в масках и охраняли их другие мужики – в камуфляже и с погонами.

Наутро поднялся большой шум. На Косе собрался митинг. Днем об этом сообщили в передаче городских новостей, и выступил даже сам Блондаренко – глава Айзенверкенбаума. Он утверждал, что не знает, чьих это рук дело.

– Возможно, это сделали те, кто рассчитывал прибрать себе Косу и не сумел. Так сказать, акт мести…

– А почему там была полиция? – спросил ведущий.

Мэр вскинул ухоженную седую шевелюру:

– Попрошу не задавать провокационных вопросов!

Вскоре на Косе, среди поваленных тополей, появились пикеты студентов. Казалось бы, откуда они в дни каникул? Но собрались. Зачем? Чтобы выплеснуть возмущение против городской власти и одуревших собственников? Не только. Сразу кто-то сказал, что Аллея Ветеранов должна быть посажена вновь. Немедленно. Здесь были студенты Сельхозакадемии. Они объяснили, что если крупные сучья только что спиленных тополей вкопать в почву, они пустят корни и вскоре выбросят ветки.

Нашлись спорщики. Стали объяснять, что сучья отрастают, если их посадить весной, а сейчас… сами понимаете…

Но спорщиков отодвинули.

– Отрастут… – с непривычной ноткой сказал Виталя. – Назло всем гадам.

– Потому что рядом Колесо Гироскопа? – шепотом спросил Тенька.

– Не только… Потому что мы все вместе.

Теньке мама заявила категорически:

– Не вздумай соваться на Косу! С тебя только вчера бинт сняли.

Тенька сказал:

– Все равно пойду. Можешь выдрать как сидорову козу…

– Заранее? Или потом?

– Лучше потом…

– Хорошо… К ужину чтобы был дома!

– Мам, я тебя люблю!

– Убирайся…

На Косе шли споры: зачем властям понадобилось спиливать тополя теперь? Ведь Коса уже принадлежала Институту. Одни говорили, что это месть. Другие объясняли, что у властей такая «фобия»: чиновникам за каждым большим деревом чудится террорист с автоматом и взрывчаткой. Но говорили и о посадках. Посадками распоряжался рыжий студент Артур. Всем желающим раздавали ножовки и лопаты. Пришли ребята из Карпухинского и Макарьевского дворов (кто никуда не укатил на лето). Пришла Изольда Кузьминична – в розовых брючках и кокетливой косыночке. Попросила Артура:

– Лопаточку, пожалуйста. У меня есть опыт огородной работы.

– Извольте, сударыня…

– Гы… – сказал стоявший неподалеку ее недруг Жох. Но не громко и не сердито…

Пришел даже Кабул. То есть Владик Свирелкин. Эсфирь Львовна отпустила его на полчасика, только позвонила Витале и просила «присмотреть». Владик и Тенька вместе подошли к Артуру за лопатами.

– Работайте, тополята, – очень серьезно сказал тот. – Делайте будущее…

Копать было трудно, особенно маленьким, вроде Егорки. Однако находились помощники. Парни с крепкими мускулами перехватывали лопаты у «тополят». Скоро между разлапистых пней темнели узкие ямы для стволов-саженцев. Стволы были высотою метра два, а толщиной с тонкое бревнышко. Между ними ходили Сима, Лиска и песий подросток Бумс. Одобряли работу…

Вновь посаженных топольков оказалось больше, чем прежних деревьев. Некоторые студенты и ребята вкопали еще саженцы от себя. Отрастут – будет аллея гуще прежней…

– А это вот дерево деда… – Шурик Черепанов похлопал по тонкому серо-зеленому стволу. – Я его отпилил от того, которое тоже было его … Пускай дед больше не расстраивается. А то он чуть не плакал, когда звонил сегодня. Ему кто-то из друзей сообщил утром, и он… прямо весь не в себе…

– Позвони ему сегодня же, – посоветовал Тенька.

– Конечно…

– И передай привет, – попросил Владик Свирелкин.

Студенты говорили, что придется снова оставлять здесь дежурные группы.

– Институт наймет охрану, – сообщил Виталя.

– Хорошо бы с берданками, – сказал рыжий Артур.

– Лучше с пулеметом, – посоветовал неулыбчивый Егорка Лесов. Оказавшийся рядом подпоручик Куликов показал ему кулак.

Прошло еще два дня. Утром у Теньки появился Шурик. У него были красные глаза. Шурик встал в дверях, прислонился плечом к косяку. Хрипловато проговорил:

– Дед умер…

– Господи… – сказал Тенька. Так говорила мама в тяжкие моменты. Помолчали. Тенька спросил:

– Почему?

– Сердце, наверно… Когда узнал про тополя, оно не выдержало… А может, просто возраст…

«Да, против возраста не попрешь…» – подумал Тенька. Но сказал:

– Нет, это из-за тополей…

Шурик шевельнул плечом.

– Хорошо, что книгу успел закончить… Мы сейчас с мамой едем в Заводоохтинск…

– Шур…

– Что?

– Я не знаю, что сказать…

– А что тут говорить? Ничем не поможешь… Ты расскажи ребятам. Они были его друзья…

– Да…

Днем ребята понуро сидели в Кокпите. Виталя иногда трогал гитарные струны.

угадывались слова.

Тенька подумал, что слова не очень подходящие. Дед-Сергей был совсем пожилой и седой, а Гаврош – мальчишка. Но Данька Сверчок вдруг сказал:

– Я как-то заходил к Черепановым, книжку Шурику относил. Он мне показал фотографию в рамке. На ней мальчик – маленький и худой, вроде Егорки. На турнике. Одной рукой держится за перекладину, а другой ухватился за трусы, чтобы не съехали. Смешно так. И дырка на майке…

Семилетняя Женька Черепанова (ее не взяли в Заводоохтинск) насупленно объяснила:

– Папа говорит, что это ужасно старая фотография. Тогда не было еще даже спутников и космонавтов… А дедушка там, будто мальчик сегодня…

– С ума сойти… – сказала Эвка Полянская.

– Ничего не сойти, – сердито возразил Игорь Лампионов. – Это закон природы. Сначала человек – ребенок, потом – взрослый, потом – старик, потом умирает. Так бывает со всеми…

– Фиг! – вскинулся Егорка Лесов.

Все разом глянули на него. Егорка сидел на краю верстака и смотрел прищуренно, как сигнальщик на торпедном катере. В дальнее пространство.

– Мы не умрем, – сказал он этому пространству. – Или… по крайней мере, будем жить до ста лет. Назло им …