Шамиль Идиатуллин - СССР™

Тема оказалась удивительной.

– Валентин Николаевич, – спросил Бравин, – помните, вы в свое время Корниенко вспоминали? Я правильно понимаю, что это тот самый юрист, который от имени Москвы у вас магазин отжимал?

– Абсолютно правильно. Нашелся все-таки?

– Еще как нашелся. Он тут от имени Роспатента обжалует наше право на бренды «Союз», «СССР» короче, на все, что можно.

– Надо же, – спокойно сказал Дорофеев. – Широкой души человек. Помощь нужна?

– И не говорите. Нет, пока вроде проскакиваем, это видимо, просто нервы потрепать, но если что, будем иметь в виду. Еще вопрос: я правильно понимаю, что, когда вы говорили про любителя Высоцкого, – ну помните, мы еще только познакомились, – вы бывшего директора вашего имели в виду?

– Не помню, но, наверное, его, я других таких ценителей и не встречал никогда, – ответил Дорофеев вроде бы невозмутимо, но Никитских чувствовал, как он напрягся.

– А вы его давно видели?

– Ох. Страшно давно. То есть года три по меньшей мере. Ну да, как раз мы в последний раз в Москву приехали правду искать, в порядке надзора – там Генпрокуратура, Минюст, администрация президента. Нас везде послали, он сказал... Что-то про мангуста... Ну да: «А мангуст отбивался и плакал, и кричал: "Я полезный зверек"». Руку мне пожал и ушел быстро. Я думал, к самолету придет, нет, и в Иркутск не приехал, и тут уже, оказывается, заявление лежало. Вот с тех пор и не видел. Странно, конечно.

– Почему? – спросил Бравин.

– Ну, не такой Сергей Владимирович все-таки человек, чтобы утереться. Я первое время вообще боялся, что он где-нибудь в московском офисе «Союза» с обрезом возникнет или Корниенко выследит и замочит. Но раз Корниенко жив и благоухает...

Бравин покусал губу – «союзник» подавился было непривычной гримасой, но в целом справился, – и спросил, закидывая крупный снимок:

– А сильно он изменился?

– Ой, – сказал Дорофеев и склонился вправо, потом влево, почти выпадая из фокуса, – разглядывал со всех сторон.

Особо разглядывать было нечего. На снимке хохотал крепкий мокрый мужик, а может, даже парень в густо заляпанной грязью темно-синей куртке. Сзади его за плечи обнимала женщина – в кадр не попавшая, но явно очень красивая. Никитских это сразу понял, не только по длинным пальцам и запястьям, но и по тому, как радостно и чутко этот мужик стоял. Вот ее бы Никитских поразглядывал с удовольствием.

– Похудел как, – сказал Дорофеев странным голосом. – И чего он грязный такой? Он же чистюля, два раза в день сорочку менял.

– Да, – сказал Бравин совершенно невпопад. – Много поменял.

Поболтали и будет, решил Никитских, откашлялся и сказал:

– Игорь Никитич, если позволите, по поводу Красноярска. У нас форс-мажор...

– Да-да, – сказал Бравин, куда-то вываливаясь, тут же вернулся, чтобы торопливо сказать: – Форс-мажор – это хорошо. Я прошу прощения, уйду со связи на полчаса, ровно через полчаса договорим. Терпит время?

И вырубился – начисто.

– Время все стерпит, – озадаченно сказал Никитских одному только Дорофееву.

– Скажи еще спасибо, что живой, – ответил Дорофеев тоже невпопад, да что с ними сегодня, с силой потер лицо («союзник» опознал движение в последний момент) и сказал: – Так вот, что касается обходного варианта.

Человек – сам кузнец своего счастья. А зачем нам кузнец?

Надо было сразу бежать и хватать за шкирятник, но вот такими «надо» мы давно накушались, привкус у них горький, потому я сел и подумал, вскочил и постарался подумать еще, усадил себя снова. Ничего хорошего не придумывалось. Только плохое, со всех сторон. А так не бывает. Но вот ведь – есть.

Я зашипел сквозь сжатые зубы и с силой дернул то, что можно было уже назвать челкой. Говорят, стимулирует воображение. Брехня. Только слезные железы стимулирует.

«Союзник» меж тем изорался. Первые звонки героически перехватила Нина, на пятом я, тихонько порепетировав, убедился, что голос вроде звучит нормально, и зычно попросил ее отвечать за меня и впредь – до команды.

Все равно бежать и хватать было рано. Я нашел зеркало – в подсобке, перестроенной под кабинет председателя совета, оказывается, чего только не было, надо все-таки почаще наведываться, – и некоторое время примерял спокойные лица. Все оказались довольно неприятными, но тут уж ничего не поделаешь. Зато вроде пар из ноздрей лететь перестал. Я еще чуть-чуть отдышался, постоял у двери и вышел в приемную почти улыбаясь.

Нина тут же доложила, что два вызова были от Федина с Шагаловым, но несрочные, еще звонили из института, из школы, но массированнее всех – почти каждый по разу – отметился дружный коллектив НТЦ, ожидавший нас на запоздалый сабантуй.

– Что значит нас? – туповато уточнил я.

– Я тоже уточнила, Галиакбар Амирович. Геннадий Ильич сказал, что не помнит точно, но то ли вы кого-то, то ли вас кто-то должен был привезти – и маринованное мясо еще, сказал.

– Маринованное мясо кого-то? – переспросил я, сообразив наконец, чего ради так мимически упражнялся в кабинете. Томилось потому что в чердачке припоминание, кого и с чем везти необходимо.

Нина остроумному вопросу вежливо улыбнулась и поинтересовалась, вахтовать ли дальше, поскольку Егоршев и Баранов уже разошлись и назвали дежурство излишним, Кузнецова и не будет, а ведь пятница.

– Не муслимам одним праздновать, идите, конечно, – рассеянно сказал я и спохватился: – А давайте в НТЦ, а, Нин? Ваш праздник тоже ведь, все права имеете, а. Мясо опять же, а?

Нина заулыбалась и мило, но твердо отказалась со ссылкой на заковыристые творческие планы, к моему облегчению, ибо представил я – запоздало – подробности ее доставки на сабантуй через Кузнецова. Надо, короче, бежать, пока еще чего не сболтнул.

И я сбежал, но прямо к Кузнецову не поехал, а сделал кружок по Северной и Прибрежной, на берегу хотел даже выйти для дополнительного успокоения, но это был бы совсем Штирлиц, 12-я серия, поэтому я ограничился интенсивным дыханием – и твердо направился к кузнецовскому дому.

Половецкие пляски оказались не то чтобы полезными, но своевременными. Поспел как раз вовремя. Кузнецов к приоткрытой двери не вышел, а проорал из глубин входить и паковать еду, пока он отмоется.

Я послушно вошел, отправился на кухню и завис над провиантом. Смотрелся он угрожающе – в собранном виде оленьи ноги выглядели покомпактней, а в итоге настрогалась кастрюля литров на двадцать, где Кузнецов или там Дашка ее взяли только. А ведь были еще здоровенный пакет хлеба, овощи и полмешка яблок. Щедр барин.

– Заяц яблоки раздает, раздает! – подтверждающе завопил Кузнецов, отмывшись наконец, и принялся нарастающим голосом рассуждать на тему сочетаемости южносибирских фруктов с западносибирским мясом, но тут добрался до кухни и обнаружил более актуальные темы для рассуждений.