Феликс Кривин - Калейдоскоп

Заводская Труба
Неуклюжа, груба
И совсем не красива на вид.
Но она без красот
Достает до высот
И не даром небо коптит.

Вот уже десяток лет
На работе мирной
Незаметный Шпингалет,
Сторож наш квартирный.
Но не каждому знаком
Путь его тернистый…
Был когда-то он штыком,
Убивал фашистов.
На морозе и в огне
Приходилось драться…
А потом — конец войне,
Демобилизания.
И, бывалый фронтовик,
В битвах закаленный.
Поступил в квартиру штык
Сторожем оконным.
(Потому что — не секрет. —
Если дельно взвесить,
В мирной жизни Шпингалет —
Нужная профессия.)
И работает старик
Хорошо и молодо.
Он всегда готов, как штык,
Побороться с холодом.
И хотя напротив печь
(Подойди, погрейся!),
Но на печь его упечь
Даже не надейся!
Он с порядками знаком:
Служба — это служба.
И сумеет стать штыком.
Если будет нужно.

Кажется песчинке, что она
Выполняет важное задание:
Без нее бы рухнула стена,
Без нее бы обвалилось здание.
И не нужно на нее пенять,
Ни к чему пускаться в рассуждения:
Крепче будет здание стоять
От ее, песчинки, заблуждения.

Скачет Мяч,
Как циркач,
По дворам и крышам.
Чем сильнее
Удар,
Тем он скачет выше.
И ему
Ничего —
Сыро или сухо…
Посмотри
На него
И не падай духом.

Ширму выставляют напоказ,
И ее, конечно, это радует.
Не случайно Ширма всякий раз
От восторга просто на пол падает.
Выставляют Ширму напоказ.
Но напрасно так она встревожена:
Ведь она здесь — для отвода глаз
От того, что видеть не положено.

У скрипки не хватает настроения,
А у кларнета — вдохновения.
Рояль сегодня что-то не звучит,
Не до игры расстроенной гитаре…
И только барабан восторженно стучит,
Поскольку он всегда в ударе.

Покрытая снегом, озябшая елка
Прильнула к окну, подобравши иголки,
И жадно глядела на елку в огнях,
Мечтая о собственных радостных днях.
А елка домашняя, в ярком уборе,
Вздыхала о ветре, о снежном просторе,
О том, что она променяла вчера
На пеструю роскошь и блеск серебра.

Лопата угловата
И тяжела для рук.
Но все-таки Лопата —
Надежный, верный друг.
Хоть ей пласты иные
Даются нелегко,
Она в дела земные
Влезает глубоко.

В стене высотного строения
Кирпич — бессрочный строевой.
Бушуют ливни в исступлении.
Метели поднимают вой, —
Но все лихие непогоды
Ему как будто нипочем:
Кирпич прошел
Огонь и воду,
Покуда стал он —
Кирпичом!

Он провел немало эшелонов
И с пути не сбился своего.
В чем же дело?
Где его вагоны?
Почему покинули его?
Есть ведь в нем
И сила и уменье,
К перегонам дальним он привык.
Почему ж стоит он без движенья?
Паровоз поставили в тупик.

Ток торопится.
Спешит
На работу срочную:
Дальний путь его лежит
В область потолочную.
Трудный путь:
То вверх,
То вниз.
Ток — прекрасный альпинист.
Смелый и бывалый.
На любые этажи
Он по проводу взбежит.
Ни устав нимало.
Лампочка на потолке —
Как тут не бояться?
Жизнь висит на волоске,
Может оборваться!
Очень тонкий волосок,
Как мышиный усик.
Побледнел бедняга Ток,
Дрогнул.
Но не струсил.
Лампа — это не предел,
Впереди
Немало дел.
Всюду ждут его услуг,
Току очень рады
Плитка,
Радио,
Утюг —
Торопиться надо!
Он с утра
Не пьет.
Не ест
В трудовой горячке
Дело есть и в МТС
И на водокачке.
Прибежит он на завод
Там его работа ждет,
Вовремя поспел он.
Ну, давай
Включайся, Ток,
Заводи станки, браток,
Видишь — Сколько дела!

Какою бритвою скорей
Лицо себе поранить можно?
Не той, которая острей,
С тупою будьте осторожны.
Пускай не вызовет обид
И шутка в нашем разговоре:
Острота зла не причинит,
А тупость причиняет горе.

На остановке при посадке
Кричит он в гневе благородном:
«Чего толпиться на площадке?
Там впереди совсем свободно!»
Но лишь ему пробиться дайте.
Как он начнет ворчать сердито:
«Потише, эй, не нажимайте!
Здесь и без вас битком набито!»

От измены ревность не спасает:
Ревность — это глупый пес, который
Своего хозяина кусает
И свободно пропускает вора.

«Жизнь — это жизнь.
А свет — это свет.
А люди — всегда есть люди…
То, чего нынче, возможно, нет,
Завтра, возможно, будет…
Так оно дело…
Вот оно как…
Кто бы и как бы и что бы там…»
Старый, Бывалый, Матерый дурак
С начинающим делится опытом.