Юрий Никитин - 2024-й

Пересек МКАД и погнал по Варшавскому шоссе, где на первом же перекрестке увидел кучку демонстрантов. Прилично одетые люди, интеллигентного вида, никаких панков, эмо или прочих сдвинутых, потрясают плакатами, выкрикивают лозунги. Часть, правда, из-за тесноты сошла на проезжую часть, из-за чего движение здесь замедлилось, но все же не пробка…

Я приглушил песню Ани Межелайтис, вот стерва, она, оказывается, еще и поет, приспустил стекло.

Снаружи донеслись разгневанные выкрики:

— Не позволим закрыть!..

— Толстосумы!..

— Как вам не стыдно?

— Куда смотрит мэр!

— Помогите!

Плакаты подпрыгивают над головами, как куклы в детском театре. Я едва успел поймать скачущие буквы и сложить в цельные слова, теперь и для митингов используют дешевую электронную бумагу, а эти все по старинке: «Спасите последний книжный!», вот еще рядом: «Убийцы слова!»

На миг показалось, что откуда-то вынырнули древние правозащитники, требующие свободы слова и демократии, затем прочел целую растяжку, ее держат два бородача в старинных очках, карикатурные интеллигенты, еще бы шляпы одели… «Закрывают последний книжный магазин в Европе!», «Помогите спасти культуру!»

Все стало понятно, я быстро подал голосовую команду поиска в инете, и тут же деловой голос сообщил, что сейчас в Москве проходят на таких-то и таких-то улицах демонстрации протеста против закрытия единственного книжного магазина в Москве, так как он последний вообще в стране. В Европе уж ни одного, в США и Китае по два, в Индии — двадцать четыре, еще есть по одному-два в Бразилии и некоторых арабских странах.

На боковом экране появилось лицо Тимура, он уловил мой косой взгляд, сказал торопливо:

— Не отвлекайся, не отвлекайся! А то задавишь кого.

— Тут не задавишь, — буркнул я. — Весь Центр под контролем Доркомпа.

— Так это ж хорошо, — сказал он бодро. — Можешь спокойно трахаться. Даже на заднее сиденье перебраться!

— У тебя что, — спросил я с подозрением, — весеннее обострение?

— Пока нет, — ответил он мирно. — Просто все сейчас говорят о траханье. Раньше о погоде начинали разговор, а теперь о коитусах. А я человек гибкий, против рожна не пру.

— И я не пру, — буркнул я, — но и в первых рядах не бегу. Черт, впереди дорогу почти перегородили! Куда милиция смотрит!

— Уже оттесняет, — успокоил он. — Я смотрю еще и сверху. Интели… Ужасаются, что с закрытием московского магазина книгопечатание исчезнет не только в России, но и в Европе!

— Не жаль?

— Жаль, — согласился он. — Но… ты еще помнишь дискетки?.. А сидюки?.. А дивидишки?.. А блюрейки? Не жалко было с ними каждый раз расставаться, переходя на новые носители? Как ни печально, но книги пользуются гораздо меньшим спросом даже среди любителей старины и экзотики, чем матрешки, лапти и раскрашенные деревянные ложки.

— А мне жалко, — сказал я. — Старею, видать. Когда-то считал, что тридцать лет — уже дряхлость. Вот сейчас мне тридцать…

— Убивать пора, — согласился он. — Во времена Средневековья был бы уже дедом. И пожилым человеком.

— Лучше бы матрешки долой, — пробурчал я, — хотя книги… гм… Вообще-то матрешки сразу воспринимаются как старина и сувениры, их не с чем сравнивать, а книги — в первую очередь источник информации! Бумажные по всем статьям уступают электронным: ни гиперссылок, ни работающего поиска по тексту, ни группировки необходимых слов или символов, ни возможности изменить шрифт или хотя бы поменять его размер…

Он сказал сочувствующе:

— Я люблю книги, но уже давно пользуюсь только электронной бумагой… Сверни лучше направо, там строители снимают забор!

Я резко крутанул руль, одновременно отрубая систему автоматического управления, ввинтился в промежуток между домами, два извилистых поворота, впереди люди в желтых куртках с касками на головах в самом деле убирают последнюю оградку.

— Успел, — сказал Тимур с удовлетворением. — Ты никогда не опаздываешь, да?

Я ткнул пальцем в сенсорную кнопку, снова подключая автоматику. Навигатор целых две секунды разбирался, где мы и что стряслось, затем руль начал поворачиваться сам по себе, скорость возросла, мы проскочили наискось через микрорайон и снова вынеслись на трассу, оставив позади пробку с митингующими.

Рядом с Тимуром вспыхнул экран поменьше, Роман уже бодренький, чисто выбрит, ясные глаза, спросил с ходу:

— Шеф, бета-тест аддона будем делать?.. Привет, Тимурленг.

Я подумал, отмахнулся:

— Это уже шестой… Четвертый и пятый прошли без багов, зря столько усилий затратили.

— Вот и хорошо, — сказал Роман обрадованно. — А то у меня от этого аддона уже мозги в мозолях!

— У тебя там водянка, — сказал ядовито Тимур.

— Все равно мозоль, — уточнил Роман с достоинством. — От усиленной работы над проектом… А вот ты покажи шефу руки. Покажи, покажи!

Тимур с достоинством продемонстрировал ладони, деформированные за лето на даче.

Роман вскрикнул патетически:

— Шеф, посмотри на эти натруженные мозолистые руки! Этот человек совершенно не хочет работать головой! Ему нужно убавить жалованье!

На третьем экране появились ехидно улыбающиеся лица Скопы, Гулько, Алёны, а Тимур проворчал сердито:

— Тебе хорошо, а я женат. Попробуй не перекопать все на даче, теща со света сживет! Да и жена подгавкивает.

— Кормишься с дачи? — спросил Роман понимающе. — Тем более нужно срезать зарплату. А то уже скоро все зубы на полку…

— Кончайте базар, — велел я. — Ишь, видеоконференцию устроили!.. Я уже подъезжаю, кстати. Разбегайтесь по местам и делайте вид, что работаете со вчерашнего вечера.

За два квартала машина резко сбросила скорость, впереди машины едва двигаются. За последние годы с пробками в целом покончили, но иногда что-то да случается, как вот сейчас…

Вялотекущая пробка едва-едва продвигается, я в бессилии смотрел по сторонам. Народ идет по улице разный, но вот общественная остановка, и там, наоборот, почти все одинаковые: серые, неопрятно одетые, многие с одутловатыми лицами пропойц.

В любом обществе будут отбросы, мелькнула сочувствующая мысль. Вроде бы и нехорошо так называть этих людей, но здесь именно неудачники, неудачники во всем. Из этой толпы повыдергивали даже дурочек, если те красивые и с хорошими фигурами — их обучат работе секретарш, а то и вовсе разберут замуж. На общественной остались и некрасивые, и недостаточно умные, чтобы целенаправленной работой сделать карьеру и встать во главе своего дела. А еще на всех мужчинах, ждущих общественного транспорта, лежит печать поражения.

За пределами остановки это не так видно, там можно увидеть и преуспевающего клерка, что торопливо выскочил в свободную минуту купить сандвич за квартал от места службы, и хорошо одетую студентку с кукольным личиком и дивной фигуркой, такая явно не будет в будущем торговать в киоске, а вот там, да, беспросветье, нечто гнетущее, и я всякий раз виновато отвожу взгляд, когда эти, терпеливо ожидающие транспорт, смотрят на меня, восседающего за рулем шикарной машины.