Юрий Никитин - 2024-й

Нет, все было гораздо хуже: мы даже сейчас уже ведем себя нередко, как Авраам, но в отличие от него страдаем от резкого расхождения морали официальной и жестокой реальности. Любой муж, отпуская жену работать секретаршей, прекрасно понимает, что босс ее дерет во все щели, она сосет у него, как только он того изволит, но муж и жена оба делают вид, что ничего такого не происходит.

Вообще любой мужчина, позволяя жене работать, поступает, как Авраам с Сарой. Разница только в том, что иногда и он, в отличие от Авраама, работает тоже. Офисные романы всегда были реальностью, и замужняя женщина обязательно найдет возможность посовокупляться с коллегами. Просто так, для закрепления контактов. Но, конечно, предпочтительнее с шефом и его заместителями, прямой путь, как для Сары, к недоступным для рядовой офисницы благам.

Муж это прекрасно понимает. И если его жена обгоняет в карьере подруг, то заслуга во многом благодаря аналу и умелому минету, это понятно всем. Доказывать с пеной у рта, что это не так, его жена честная, это нарываться на скрытые усмешки и неубедительно вежливое поддакивание.

Единственное спасение — это принять новые реалии. А в них нужно всего лишь признать, что секс — это самая важная вещь разве что для подростков. По мере того как человек взрослеет, у него появляются другие приоритеты. Некоторые, правда, не взрослеют до старости, но большинство все-таки доживают до понимания, что рядом с действительно важными делами это такая незначительная мелочь, что никак не должна влиять на умного человека.

Все взрослые это понимают, остается только крохотный шажок до признания. А с этим туговато даже сейчас.

— Общество держится на лжи, — сказал я успокаивающе. — Твой Митя всего лишь начинает жить… как все мы. Без постоянной лжи и обмана общество существовать не может.

Она слабо улыбнулась.

— Это хорошо?

— Это реалии, — пояснил я. — Ложь пропитывает общество сверху донизу. Когда президенты врут друг другу, это вежливо называется дипломатией, когда простые люди — сохранением отношений…

Она кивнула.

— Да-да, если даже церковь признает ложь во спасение… Шеф, ты хотел спросить о заказе на трасформинг Ямала?

— Точно, — ответил я.

— Но ты уверен, — сказала она, — что мы не успели? Потому так это деликатно отвел меня в сторонку? Чтоб не позорить при Романе и Василии Петровиче?

— Я в самом деле задал вам слишком жесткие сроки, — сказал я. — Почти нереальные…

Она победно улыбнулась.

— Иди в свой кабинет и включи дисплей. Вчера поздно вечером мы закончили и все сбросили тебе.

Я обнял ее и чмокнул в щеку.

— Спасибо! Нам в самом деле нужно было успеть.

— Да не извиняйся, шеф, — ответила она дружески. — Я же знаю, полумиллиардный контракт висел на волоске. Потому я не выпускала свой отдел из офиса, пока не закончили. Сегодня я разрешила им не являться на службу… если ты не против.

— Неделю отдыха, — сказал я твердо. — Всем! Даже тебе.

Она покачала головой:

— Я тебя не брошу.

Дверь моего кабинета уже близко, но я по привычке иду к ней кружным путем. С утра нужно всех обойти, похлопать по плечу, спросить, как дела. Тоже ложь, но настолько въевшаяся в нас до печенок, что стала образом жизни.

Правда, теперь останавливаюсь не возле каждого, многовато их, только возле уцелевших из той, старой, команды. Над столом Тимура во всю часть его стены, превращенной в экран, как и все остальные стены, Аня Межелайтис со счастливой улыбкой берется наманикюренными пальчиками за внешние края половых губ и растягивает их, делая похожими уже не на красную женскую шляпку с широкими полями, а на мексиканское сомбреро.

И тут же профессионально-деловитый комментарий пластического хирурга, мол, получены и внедряются новейшие материалы коллагеновой подпитки, что делает кожу изумительно эластичной… вот покажите Аню еще… видите? А теперь крупным планом. Еще крупнее… Видите, если края ткани отпустить, она моментально сокращается до прежних размеров. Можно сделать, что будет уменьшаться медленно, чувственно, эротично… Можно даже так, что будет втягиваться совершенно вовнутрь, оставляя настолько гладкое место, что надо будет потрудиться, чтобы отыскать вагину!

Роман присмотрелся поверх моего плеча и спросил в недоумении:

— А это зачем?

— Для разнообразия, — пояснил Гулько. — Все те выверты надоедят, захочется противоположностей…

Я молча удалился. Скопа тут же принялся записывать на диск в инете, одновременно увеличивая на экране до таких размеров, что Гулько поморщился.

— Ну что ты в самом деле…

— Что? — переспросил Скопа.

— Какой-то озабоченный…

— Я? — удивился Скопа. — Ты дурак?.. Мне все это тащить в «Виртуальную Москву»! Иначе скажут, у нас отстой!..

Василий Петрович поддержал:

— Андрюша прав, мы вообще-то должны идти впереди! Но куда там за модой…

— Надо, — сказал Скопа уныло. — Никуда не деться. Меня от этих вагин воротит, как от всеобщего избирательного права! Импотентом скоро стану, но народ требует их побольше да поразнообразнее, а у нас демократия… Чего хочет народ, то и даем.

Он оглянулся, ощутив мое присутствие, охнул:

— Шеф, ты так заикой сделаешь! Спасибо, что не гавкнул над ухом!

— Размечтался? — спросил я. — Странно… Я думал, мечтать можно было только в те времена, когда даже не знали, как эта штука выглядит…

— Какие мечты, — вздохнул он. — Рутина. Ты еще держишься?

Я оглядел себя с опаской. Посмотрел на него в недоумении:

— За что?

— За что угодно, — сказал Скопа со вздохом, — что не секс. Мир совсем с ума сошел! Съехал, тронулся, крыша поехала. Уже и не знают, как еще совокупиться, целые научно-исследовательские институты открывают… Только на нас мир и держится.

— На нашей фирме? — уточнил я.

— Нас горстка, — сказал Скопа с горечью, — да и та истаивает, как льдинка в жаркий день. А вдруг не успеем? Таких, как мы, уже мало. А эти трахальщики подталкивают мир к пропасти.

— Не к пропасти, — уточнил Василий Петрович педантично. — А к сладкому милому такому застою… Безмятежному, бездумному, счастливому. Когда застой, мир стабилен!.. Кому сейчас нужны три миллиарда работников с лопатами?.. Сейчас достаточно горстки специалистов, что управляют машинами. И еще меньше тех, кто создает эти машины.

Появился опоздавший Тимур, на ходу вытер пот со лба, потом ладонь о штаны, но пожимать руки не стал, просто помахал в воздухе, приветствуя всех разом. Я хотел пройти к себе, но он ухватил за рукав и сказал настойчиво:

— Шеф, очень важный разговор.

— Говори, — пригласил я.

Он помотал головой:

— Конфиденциально.

Очень удивленный, я кивнул в сторону своего кабинета.