Эрин Боумэн - Скопированный

Я не могу на него смотреть. Если я это сделаю, я сломаюсь и начну его проклинать, а я не хочу давать ему чувство удовлетворения от знания того, что я испытываю боль. И что я сломан.

И ненавижу его каждой фиброй своего существования.

Он возвращается назад и садится на свой стул, закатывая рукава рубашки — моей старой рубашки, той, которую Экспаты дали мне, когда я впервые прибыл в Пайк. Его левое предплечье все еще без обожженных шрамов, и факт того, что он еще не был отмечен, чтобы полностью походить на меня — единственная вещь, удерживающая меня в рассудке. Иначе, у меня бы было ощущение, что я смотрю на себя. Это как будто бы я держал пистолет, что убил Блейна.

— Начнем с «Предвестника», — говорит он. — Где он был отпечатан?

— Я не знаю, честно.

— И я честно тебе не верю. Малдун? — Он машет Харви, который выбирает нож.

Даже со знанием того, что все, что сделают со мной, будут делать с Эммой, я замер, ожидания, пока лезвие не прикоснулось к моему мизинцу… пока не наступила угроза удаления… и только после этого я сдаюсь. Мне хочется в этот момент выглядеть убедительным.

— Стойте, — задыхаюсь я. — Я не могу помочь с газетой, клянусь, но в Таеме есть шпион Повстанцев, который работает в Ордене. Что-то типа Кристины. Она помогла мне осенью достать вакцину.

— Мы уже знаем о ней, — отвечает Моя Копия. — И она уже как несколько месяцев мертва.

Отрежь его палец, Малдун.

Лезвие рассекает кожу. Мой пульс подскакивает.

— Флин! Натан Флин. Он подделывает карточки на воду для жителей Таема. Я слышал, как некоторые Повстанцы как-то говорили о нем.

— Тоже мертв. Казнен несколько лет назад. — Он искоса смотрит на меня. — Ты знаешь, где его сын?

— Я не знал, что у него есть сын.

— Самуэль — согласно нашим записям.

— Никогда о нем не слышал.

— Тогда ничто из этого не полезно для меня. — Он указывает Харви продолжать, и я осознаю, что эти имена не смогут мне ничем помочь. Глаза Харви выглядят огромными из-за его очков. Даже если его преданность изменилась, ему придется продолжать из-за того, чтобы не вызывать подозрений. Нож снова касается моего мизинца. Если потребуется, он отрежет мой палец.

Я называю еще одно имя. Копия меня говорит, что оно уже известно, так что я называю другое. Снова бесполезно.

— Ты играешь со мной? — спрашивает он, подрываясь со своего места и отталкивая Харви в сторону. — Каждое из этих имен — старые новости. Дай мне что-то чего я не знаю. Сторонников в Бон Харборе. Ты говоришь, что ты не знаешь где печатается газета, но как насчет того кто ?

Кто заправляет этим?

— Ты просил имена и я даю их. Я ничем не могу помочь с тем, что у меня нет тех, которые ты хочешь.

Он хватает мое кресло за подлокотники и опрокидывает его. Я соскальзываю назад, и когда моя голова ударяется об пол, моя челюсть смыкается на моем языке. Я чувствую вкус крови.

Копия наклоняется ко мне так, что его нос оказывается в дюймах от моего, наши взгляды встречаются. Прежде чем он может произнести какую бы то ни было угрозу, которая, безусловно, крутится у него на языке, раздается стук в дверь лаборатории. Копия отходит, оставляя меня глядеть в потолок, мои конечности все еще привязаны к креслу. Я слышу, как открывается дверь.

— Разве это не очевидно, что я занят?

— Вы захотите это увидеть, сэр, — говорит кто-то. — Инспекционная команда прибыла на несколько часов раньше, и они нашли что-то внизу в доке 1Б. Отслеживающее устройство, прикрепленное к «Посланцу».

— Конечно там есть отслеживающее устройство, — огрызается Копия меня. — Скажи им не беспокоить меня, если только…

— Это не одно из наших отслеживающих устройств, сэр. Кое-что другое. Чужое.

Прикреплено к корпусу явно с поспешностью.

— Отправьте Тамбэ посмотреть на это. Он находится выше.

— Он уже там, сэр. И просит именно вас.

Копия тяжело вздыхает, и затем:

— Малдун! Посмотри, сможешь ли ты добыть из него что-то полезное. Я вернусь, как только я смогу.

Дверь щелкает, Харви стоит справа от моего кресла, но он не освобождает меня от сдерживающих ремней. Он выходит из зоны видимости, а затем Моцарт разносится по комнате.

— Таким образом, нас никто не подслушает, — шепчет он, в то время как нарастает музыка.

— Кто подслушает?

— Кто-то всегда слушает. Он указывает на зеркальную стену. Я улавливаю взглядом Мою Копию, бегущую вниз по лестнице на одном из экранов. На другом экране транслируется большой корабль, окруженный неистовствующими рабочими. Док 1Б — полагаю я.

— Изображение в верхнем ряду, второе слева, как раз снаружи этой комнаты, — объясняет Харви. На нем мне виден коридор и два члена Ордена, стоящих на страже. — Я собираюсь изображать, что я как бы допрашиваю тебя… подавай хорошие вопли каждые пять минут… но смотри за тем экраном. Если ты увидишь, что кто-то приближается, дай мне знать.

Он достает плоскогубцы и прилаживает их к одному из моих ногтей. Настолько непринужденно он это делает. Невозможно не дрогнуть после прошлого раза, когда мы были в таком же положении. Давление сейчас гораздо менее интенсивное, когда он зажимает ноготь, закрывая плоскогубцы. Он не тянет, но его рука дергается, создавая впечатление, что ему этого хочется.

— Прости, — говорит он. — Насчет допроса и твоего брата и… — Харви сглатывает. — Грей, я дал Франку координаты Штаба. Когда я очнулся, у меня были проблемы с воспоминаниями определенных деталей, поэтому он направил меня работать над Копиями. Коды, генетика… это было второй натурой. Но когда в конце января расположение Долины Расселин наконец-то выплыло на поверхность, я с радостью поведал ему об этом. Я думал, что Повстанцы были врагом. Я был по настоящему зол, когда Франк сказал, что он ждет верного момента для начала действий. И теперь все те семьи и дети… Кто-нибудь выжил?

— Я не уверен.

Харви сжимает свою переносицу, как будто его раздирает головная боль.

— Ты на самом деле хочешь сейчас мне помочь? — спрашиваю я. — После вчерашнего я думал…

— Вчера, — говорит он, — все изменилось. То, что ты сказал о моей работе и как я надеялся, что жертвы Проекта «Лайкос» возможно когда-нибудь будут благодарны за нее… Я смутно вспомнил, что говорил такое. Чувствовал, что это было много лет назад, но я знал, что это были мои слова, когда ты вдруг повторил их, несмотря на то, что какой-то голос в моей голове твердил мне тебя игнорировать. Потом ты упомянул Клиппера.

Он притворяется, будто тащит мой ноготь. Я издаю фальшивый вопль.

— Этот мальчик очень близок мне, как родной сын, и когда ты произнес его имя, я почувствовал, как сжалось мое сердце. Играл Моцарт, наполняя комнату этими восхитительными нотами, и это было как открытие истины, которая врезалась в мою голову.