Глеб Кащеев - Городские легенды

– Ты смог! – заявил с гордостью мой друг и наставник.

Он явно гордился мной. И все были с ним солидарны. Мы были готовы окончательно и бесповоротно, вот только наши амбиции выросли уже выше гор, звёздная болезнь настигла нас ещё до того, как мы начали выступать, и никто уже не хотел обычного дворового концерта – все метили на вершину музыкального Олимпа. Нужна была лишь площадка подходящего значения и зрительского охвата, и она у нас была.

– Мы выступим на башне суицида! – заявил Барабан после очередной репетиции.

– На башне суицида?! – переспросили мы в один голос.

– Да! Это место идеально подходит для нашего триумфа! – от его решительности у меня сводило зубы.

Башня суицида была единственным местом, которое никогда не теряло актуальности у местного населения. Её унылый пик было видно со всех концов мёртвого города. Новички первым делом приходили именно туда, а старожилы иногда возвращались, чтобы отстоять километровую очередь и повторить тот самый прыжок, который они делали последний раз ещё бог знает когда.

– Он, несомненно, прав. Башня – самое популярное место и самое заметное, а звук… Думаю, что его волны дойдут даже до пустыни, – поддержал идею Дубина.

– Что скажете? Вопль? Гитара?

– Чем ближе к небесному плато, тем ближе к раю, – с этими словами наш вокалист вознёс руки к вечно жёлтому небу, что нависло над нами и давило, как крышка гроба.

– Что ж, я не против, лишь бы нас оттуда не скинули раньше времени, – пожал я своими «худыми» плечами.

– Для этого у нас есть профессор «Вырви-кость», – сказал Барабан, и это было веским аргументом.

– Выступаем на рассвете!

– А когда у нас рассвет?

– Когда начнём, тогда и рассвет, – Барабан щёлкнул челюстями и, схватив под мышки два бака, двинул в сторону нашего музыкального помоста.

Мы шли по вымощенным треснувшим асфальтом улицам мёртвого города. Из выбитых окон грязных бесцветных высоток на нас таращились пустые глазницы. Уверенные в себе, единственные, кто шёл прямо, прямо к своей цели, волоча за собой непонятные музыкальные инструменты и одного здоровяка, мы привлекали внимание всех вокруг. Нам казалось, что слепые фонари подсвечивают нам дорогу к башне. К этому бездушному, вылепленному из холодного железа и бетона символу скуки и бессмысленности существования.

Скелеты оборачивались нам вслед. Одни вставали с уличных скамеек, другие прекращали биться головой о стены, третьи бросали попытки размножиться или, наоборот, убиться и двигались следом за нами, словно загипнотизированные нашей уверенностью, сами не понимая – зачем.

– Вот она – наша вершина, ну что, покорим её? – кричал нам Барабан, тряся своими железными баками.

Мы пожимали плечами, но продолжали следовать за своим генералиссимусом. Очередь на прыжки растянулась сегодня аж до первого этажа и даже вышла за пределы здания. Вот со шпиля сорвался очередной бедолага, который через пару секунд пустит на асфальте очередную паутину трещин, затем поднимется на ноги и снова займёт очередь на прыжок, который никогда не принесёт ему желаемого умиротворения или хотя бы не подарит желания жить.

– Дорогу музыкантам! – кричал Барабан, продираясь сквозь толпу.

– Эй! В очередь! – перегородила ему путь пара скелетов, что, кажется, раньше принадлежали сборной по баскетболу.

– Нам не до вашей ерунды! У нас концерт! Сегодня мы дадим этому городу огня!

– А нам плевать! Здесь все равны друг перед другом! – не сдавались скелеты.

И так повторялось на каждом этаже. Всегда встречалось несколько костей, недовольных нашей наглостью. И каждый раз Барабан просил Дубину поделиться с ними своей теорией о сопротивлениях материалов. Через пару минут мы продолжали своё восхождение на музыкальный «Олимп».

Наконец – вершина. Дубина заблокировал вход, использовав одного из недовольных скелетов вместо засова, пропихнув его в большую ручку. Снизу виднелась очередь, которая уже увеличилась на несколько кварталов и продолжала расти.

Мы установили наши инструменты поближе к краю. Из вентиляционных коробов Дубина наспех сварганил что-то вроде естественных акустических усилителей.

У нас был всего один шанс покорить толпу. Если мы облажаемся, то внизу нас встретит разъярённая ватага скелетов, которую мы лишили единственного развлечения. Убить нас не убьют (к сожалению), но могут основательно подпортить существование.

– Вы готовы услышать то, что навсегда изменит ваше представление о музыке?! – крикнул Барабан в самодельный рупор, и его голос эхом разнёсся по улицам, звонко отражаясь от других домов.

Толпа снизу подняла головы к шпилю.

– Эй вы! А ну, проваливайте! – еле доносились до нас голоса этих маленьких скелетов, которые с высоты были больше похожи на белые точки.

– Сегодня вы услышите то, чего никогда раньше не слышали, – не обращал внимания на их угрозы Барабан. – Мы – известная на весь мир музыкальная группа «Скелеты», готовы исполнить для вас хит всех времён! – он поднял одну руку вверх, растопырив пальцы.

Недовольный гам внизу нарастал. На дверь тоже наседали всё сильней, это нам сообщил скелет, который её удерживал своим позвоночником. Кажется, мы теряли толпу, которую волновали только их дурацкие прыжки. Нужно было срочно что-то придумать. Вдохновляющая речь не вдохновляла.

Оставалось только одно – играть. Барабан встал за свою импровизированную установку и выбил дробь. Звук разлетелся на весь район звонким эхом. Он продолжил. Только теперь задал определённый ритм. Через пару мгновений я ударил по струнам. Вентиляционные короба передали звук моей гитары миру. Мы играли слаженно, чувствуя и понимая друг друга. Я хорошо помнил, когда у Барабана перебивка, он знал, когда у меня соло, мы были одним целым в момент игры. Кажется, голоса снизу начали стихать.

– Держим ритм, не сбавляем! – кричал Барабан. Я не мог разобрать его слов, но прекрасно знал, о чём речь.

Вопль подошёл к самому краю и, рухнув на колени, раскинул руки в стороны. Прошептав что-то монотонно в небо, он пару раз поклонился, а затем запел. Я никогда ещё не слышал, чтобы он так пел. Голос его был чист и силён как ветер. Этот парень хотел только одного: вознестись на небеса, покинуть эти мёртвые земли, и он старался изо всех сил, веря в слова Барабана о том, что если он будет хорошо петь, то обязательно спасётся, все мы спасёмся.

Он пел мой текст, тот, в который я вложил всю боль и душу, если она у меня вообще была, и толпа снизу умолкла. Мы выкладывались на полную, так, словно от этого зависела судьба каждого скелета на свете.

Когда я выжал последний аккорд из своей уставшей гитары, Барабан сделал завершающую перебивку, слегка помяв бак от стараний, а Вопль протянул последнее: «Где-е-е-е-е», снизу на нас уже смотрели тысячи пустых глазниц. Тротуары, шоссе, бетонные скверы слились воедино и превратились в море движущихся костей. Но это не всё – скелеты смотрели на нас из разбитых окон ближайших зданий и толпились на соседних крышах.