Яна Завацкая - Рассвет 2.0

Не так-то уж мне сюда и хотелось, если честно.

Красивое черноглазое лицо Торреса покачивалось надо мной.

— Стани, мне надо просто задать тебе несколько вопросов.

«У меня тоже есть к тебе вопросы. Жаль только, не могу их прямо задать».

— Ты как себя чувствуешь? Можешь говорить?

— Валяй, — буркнул я.

— Ты заметил что-нибудь подозрительное, когда садился в ровер?

— Если бы я что-нибудь заметил, то не сел бы, правда?

— И ровер был… ну один из многих, он не маркирован как-то, то есть ты не знал, что поедешь именно на нем?

— Конечно, нет. Ты что, не знаешь, как мы их берем?

— Знаю, но хотел убедиться, — Торрес моргнул, наверное, сделал пометку в своем комме. — Ты с кем-то разговаривал перед тем, как все это случилось?

— Вел переговоры… записано же. А так — нет. В этот день общался только с коллегами, пациентов приходило трое или четверо. Об этом есть записи.

Общественный Защитник Торрес покачал головой.

— Странно это все, понимаешь? Очень странная авария. Мы не понимаем, почему так произошло. Ты точно ни с кем не общался до этого?

— Я бы мог пройти ментоскопирование, если это поможет. Но ведь в моем состоянии это нельзя.

— Да, конечно, не надо, — Торрес снова мигнул. Потом спросил нерешительно.

— У меня еще такой вопрос. Аркадий Дикий… о чем все-таки вы говорили с ним перед его гибелью? Ведь вы говорили, я знаю.

Мое сердце сжалось от адреналина и застучало быстрее. Случилось. Он произнес имя Аркадия — как будто признал, что никаких «просто аварий» у нас не было.

Ну не бывает так. Два крайне маловероятных сбоя техники — и подряд. И пострадавшие как-то связаны между собой.

Надо сказать ему о книге, подумал я. Наверное, надо. Хотя это было бы уж совсем безумие… И если есть хоть малейшая доля вероятности, что это безумие — истина, что сумасшедший «золотой лев» хоть в чем-то оказался прав… вот как раз в этом случае, как раз этому человеку ничего говорить не надо.

— Как тебе сказать. Он расспрашивал меня о матери. Рассказывал о себе. Он полетел на Цереру ради стажа — его могли назначить директором Пражской обсерватории, но не было горячего стажа… попенял, что у нас же не старые времена, а все еще от ученого требуются какие-то физические подвиги. Вот как-то так. В общем, обычный разговор.

— Он не рассказывал о каких-нибудь конфликтах, с кем-то из персонала «Тройки» или других баз?

— Нет, он ни о каких своих отношениях ни с кем не рассказывал. Да и виделись мы всего один раз. Ну до этого он пришел ко мне на прием. У него были головокружения. И заодно пригласил на концерт.

Торрес нахмурился. Его длинные темные пальцы бессознательно барабанили по спинке моей кровати. Я заметил, что один из насосов на моем плече сдулся — вся жидкость была перекачана в кровь, и он автоматически извлек иглу из вены и скукожился. Что это, не могу разглядеть — кажется, физраствор еще капает, значит, это был регенератор. Ну ладно, дежурный разберется.

— Жаль, — произнес наконец Мигель, — жаль, что ты не можешь хоть что-то ценное вспомнить. Если честно, я вообще не представляю, с чего тут начинать. Аварию в случае с Диким я проверил… как и говорил тебе. Но в конце концов, случайности бывают. Однако вторая, еще более маловероятная авария, второй сбой техники за месяц…

— Какая у тебя рабочая версия? — спросил я. Мигель блеснул красивыми черными глазами.

— Рабочая версия… Закон Оккама говорит нам, что все-таки случайность. Или же психический сбой кого-то из техников. Подстроить такое мог только специалист. Но ведь вы вроде следите за психическим здоровьем персонала. И отправить неустойчивого спеца на Цереру никто не мог.

— Неустойчивого! Да тут не простая лабильность, тут уже натуральное расстройство личности. Тяжелая социопатия!

— Есть кто-нибудь у вас в базе данных подозрительный? — быстро спросил Мигель.

— Нет, конечно.

Торрес похлопал меня по плечу.

— Извини, слышишь?

— За что? — натурально удивился я.

— Я не придал тогда серьезного значения нашему разговору. А ты ведь пришел специально поговорить об Аркадии. Я понадеялся, что на Марсе разберутся. А надо было рыть самому! Может, и с тобой ничего не случилось бы…

— А… Да я и сам думал, что у меня просто травма, выгорание. Жалел даже, что к тебе пошел. Да все нормально, Мигель.

— Я его найду, — пообещал Торрес, — если это какой-то козел — я его обязательно найду. Или разберусь и пойму, что это было. Может, это техническое что-то, я загрузил ребят, они ищут. Но если, не дай Орион, это окажется чья-то злая воля, — лицо его перекосилось, — слышишь, я этому козлу реально не завидую.

Ли Морозова, «Последний, решительный бой».

Из главы 4-й «Краков, первые шаги ». Год 16 до н.э.

Накануне второго этапа операции «Зомби» меня вызвал в Управление товарищ Бао.

— Поедешь в Краков, — сообщил он, стоя у окна и барабаня пальцами по подоконнику. Я вздохнула, глядя в его коротко стриженный черный затылок.

— У меня есть связи в Люблине, еще с армейских времен.

Я знала, что это бесполезно, но хотелось напомнить.

— Мы в курсе, — ответил Бао, — но работа в Люблине — для новичков. Там население настроено доброжелательно. Близка наша граница. Многие бегут в СТК. Краков расположен вблизи западной границы, там все намного сложнее. Это работа — для тебя.

Так на свет снова появилась Леа Ковальска, симпатичная белокурая полька, которая подзаработала в Федерации и была вынуждена вернуться на историческую нищую родину в Краков.

В феврале 16 года до н.э. я шла по Новой Хуте, среди серых зданий, не обновлявшихся более ста лет. Когда-то это были добротные, по-своему привлекательные дома пролетарского района, сейчас они напоминали апокалиптический мир — драные полуразрушенные стены, пустые бесстекольные проемы, в широких пространствах меж зданиями ветер перегонял кучки мусора. Широкие проспекты покрывал растрескавшийся асфальт. Серая европейская нищета, в отличие от живописной африканской. Возможно, она не так страшна — смертность от голода здесь значительно ниже, чем в Африке. Сказывается и близость границы, в Европе все близко, а стен здесь не строили. Люди умудрялись нелегально попадать в Федерацию — немного подработать. Самым распространенным видом заработка была проституция — набирали девушек, изредка молодых парней, менее легально — детей.

Старый Краков мог немного подкармливаться туризмом, хотя замок Вавель и прочие средневековые красоты — лишь повод; в основном богатые бездельники из Федерации ехали сюда за развлечениями иного сорта, запрещенными в якобы гуманной и просвещенной Западной Европе. Проституция, а также крайне дешевые гиды, закусочные, отели и их охрана от местной мафии — все это и здесь оказывалось самой хлебной отраслью, куда все стремились попасть. Больше в городе работы не было. Старый город был теперь окружен высоким забором — ведь там жили и относительно богатые краковяне. Нищие работники туристической отрасли каждое утро выстраивались у турникетов, чтобы попасть в приличный район.