Ник Перумов - Александровскiе кадеты. Том 2 [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Хозяева переглянулись, как показалось Феде – с растерянностью.

– Постойте, погодите…

– Нет, профессор, это вы погодите. Мы оказались тут, у вас, совершенно случайно; мы не разбираемся в вашем мире и, хотя нам всё очень интересно, особенно ваши технические новинки, задерживаться здесь мы не можем. Время ведь идёт в обоих потоках, верно?

– Верно. Но здесь, где мы сейчас, оно идёт несколько быстрее. Я уже говорил об этом – со времён спасения Пушкина у вас прошло как раз семьдесят лет, а у нас только двадцать. Вообще соотношение объективного времени потоков – это очень сложная проблема, там, похоже, встречаются периоды взаимного схождения и расхождения…

– То есть там прошло уже дня три, если не четыре, – заволновалась Ирина Ивановна. – И вы не знаете, что там происходит?

– Нет. Машина с нашей стороны не запускалась в силу экстраординарных обстоятельств…

– Так запустите! – Госпожа Шульц грозно сдвинула брови, словно на уроке, когда кто-то из кадет начинал слишком уж баловаться. – У нас там революция!.. Мы должны знать!.. А вы собираетесь загнать нас куда-то еще!..

– Но для вашей же пользы! – заспорил Николай Михайлович. – Дело в том, что, согласно моим расчётам, из нашего прошлого вам будет куда легче оказаться в своём собственном настоящем.

– Но там же нет вашей машины!

– Вам она и не потребуется. Прошлое само отторгнет вас, отправив по принципу соответствия в тот поток, к которому вы принадлежите, в его настоящее.

– Как вы можете знать?! – Ирина Ивановна вскочила, сжав кулачки. – Как вы можете утверждать такое наверняка?! Мы же первые! Первые, кто у вас оказался! А вы, вы готовы нас забросить куда-то… зачем-то… – Она кипела от возмущения.

Профессор смущённо забарабанил пальцами по скатерти.

– Ирина Ивановна, дорогая, поверьте, никто не хочет причинить вам никакого вреда, но…

– Но ваши дела – они важнее?!

Наступила тишина, звонкая, режущая. И даже Мария Владимировна молчала, прижимая руки к груди.

– Наши дела… в какой-то мере да, – криво усмехнулся профессор. – Если вы слышали рассказ моего внука – про войну и блокаду…

– Слышали, – жёстко сказал Две Мишени. – Невероятный, непредставимый ужас. Но…

– Но мы хотим его предотвратить. Но не только его. Вы не представляете, дорогие гости, через что прошла Россия в двадцатом веке. Когда отрёкся государь, когда к власти пришли эсдеки, «большевики», когда начался их «военный коммунизм», Гражданская война, страшный голод, чудовищные людские потери, эмиграция, взаимное озверение, террор… Знаете такого поэта – Александра Блока?

– Ещё бы не знала! – возмутилась Ирина Ивановна. – «Прекрасная Дама», «Снежная маска», «Девушка пела в церковном хоре» – ещё бы не знала!

– Он умрёт от голода в Петербурге. Август тысяча девятьсот двадцать первого. Он примет новую власть, станет сотрудничать с ней – из лучших, из самых благородных побуждений, – но получит только место на кладбище. – Голос Николая Михайловича сделался совершенно жестяным. – А Николая Гумилёва? Не слыхали?

– Слыхал, – вступил Константин Сергеевич. – Не все его одобряют, но поэт, бесспорно, очень сильный.

– Он напишет несколько гениальных стихотворений, – сухо проговорила Мария Владимировна. – Я слушала его, совсем молодой…

– Гумилёв будет расстрелян самой справедливой и гуманной народной властью, – опустил голову профессор. – Расстрелян по обвинению в контрреволюционном заговоре. Это просто два примера; оппоненты, коих я слушал в молодости, твердили, что всё это было необходимо, что всё это требовалось для всеобщего блага. И да, верно – страна сейчас живёт, не зная голодовок. Нет, как уже говорилось, ни бедных, ни богатых. В Европе, в Америке – да, там получше, побогаче. Бывал, приходилось, в командировках. Но куда лучше, чем в африках-азиях, если не считать Японию…

– Вы же сами против революции, – вступила Мария Владимировна. – Как и мы были, когда в Гражданскую воевали с большевиками. Нам потом повезло – оказались ценными техническими специалистами, проскочили сквозь сита.

– Какие сита?

– Долго рассказывать, Ирина Ивановна, дорогая. На всю ночь затянется. Но было время, в тридцатые годы… когда победители нас, «бывших», выкорчёвывали. Своих тоже немало, кстати.

– Выкорчёвывали?

– Расстреливали, Константин Сергеевич. По приговорам и без оных. Потом это время «культом личности» назовут.

– Какой «личности»?

– Был у нас такой… семинарист недоучившийся…

– Не о том речь ведешь, Николай Михайлович, золотой ты мой, – вздохнула хозяйка. – Понимаете, друзья мои, – вы у нас первые из гостей. Теоретически мы вас ожидали, Игорёк – вот особенно, а практически… – она махнула рукой, – …практически не верили. А оно вон как обернулось… понимаете, дорогие, вы – наш последний шанс. До следующих гостей из вашего потока мы с супругом моим, скорее всего, не доживём. Знаете, сколько времени ушло, чтобы машину на вашей стороне наладить? Годы, дорогие мои, годы. Мы не можем ждать. Мы ещё помним, как было тогда… и что последовало после . Невозможно описать – две голодовки, да какие!..

– То есть мы, чтобы вернуться, должны вам послужить. И никто не знает, поскольку мы первые, сумеем ли мы вернуться. Так? – Ирина Ивановна не отступала.

– Всё так. – Хозяйка не отвела взгляда. – Эх, дорогая вы моя девочка!.. У вас самих – революция, которая, если не подавить…

– А мне у вас нравится, – дерзко вмешался в разговор взрослых Нифонтов. – Хорошая же у вас жизнь!..

– Сейчас, спустя пятьдесят лет и три войны, если с Гражданской считать, – да, хорошая. Только к ней совсем по-иному идти надо было. Во Вторую мировую – Великую Отечественную – двадцать миллионов погибло. Если не больше.

– Революцию надо предотвратить, – решительно сказал профессор. – И нашу, и вашу. Вашу – попроще, нашу – куда труднее.

– А я бы – блокаду, – сказал Федя. – И вообще эту, Вторую мировую.

– Золотой ребёнок, – кивнула Мария Владимировна. – Эх, если б и впрямь можно было этакий «патруль времени» отправить – всюду, где ужас, кровь, боль и смерть. Р-раз! – и всё. Ничего не случилось. Ни революции, ни Ледового похода нашего, ни красных, ни белых, ни колхозов, ни расстрелов, ни войны, ни блокады…

– Так не получится, – подхватил Николай Михайлович. – А получится только так, как я говорю. В ваше настоящее через наше прошлое. И если вы справитесь, то и впрямь – не случится ни войны, ни блокады. Не вымрет половина города.

– А почему войны не случится? – удивился подполковник. – Что мы успели узнать – это германцы на нас напали!..

– Ты, любезный друг мой, – напустилась на супруга Мария Владимировна, – говори, да не заговаривайся!

– Тихо, Мурочка, тихо. Видите ли, Константин Сергеевич, я даже приблизительно не возьмусь сказать, как можно предотвратить только Вторую мировую войну и нападение Германии на нас.