Анна Старобинец - Переходный возраст [сборник litres]

«Или все-таки выйти? Может, самой пригласить? Нет. Вообще не выходить. Постою тут. Слишком много косметики, – в отчаянии думала Вика, изучая себя в зеркале школьного туалета. – Веки вообще не надо было красить. Тем более фиолетовым с блестками – получился совершенно вульгарный вид. И платье надо было надеть длинное. Оно бы хорошо сидело, а это топорщится сзади, приходится все время одергивать. Просто позор. Взяла и испортила себе выпускной вечер».

Дверь распахнулась, и туалет наполнился страстным гудением дискотеки, сбивчивым цокотом каблуков, шипением дезодорантов, смешанным запахом молодого пота и какой-то цветочной химии.

– Фиолетовый плохо? – спросила Вика подругу, щедрой рукой распределявшую содержимое тюбика с крем-пудрой по блестящей поверхности мясистого прыщавого носа.

– Что «фиолетовый»? – меланхолично уточнила подруга, не отрываясь от своего занятия.

– Ну, глаза у меня накрашены фиолетовым!

– А-а, очень хорошо. Нормально. – Подруга перешла к щекам. – Сейчас, кстати, медляк будет.

– Да, – обреченно подтвердила Вика и снова подумала, что лучше все-таки переждать этот самый медляк (уже пятый!) в туалете.

Предыдущие четыре были сплошным кошмаром. Весь первый она, как дура, просидела на стуле, прислонившись к стенке. Он, правда, тоже сидел – в противоположном конце актового зала, – но смотрел, кажется, на девочку из своего класса, которая, нелепо пружиня на длинных тонких ногах, с кем-то покачивалась у Него прямо перед носом.

Под быструю музыку Вика танцевала в небольшом кружке одноклассниц. Он не танцевал. Сидел, выпрямившись, на стуле и иногда на нее смотрел. Это обнадеживало. Она старалась все делать правильно и красиво, но не была уверена, стоит ли поднимать во время танца руки вверх, а потом, слегка извиваясь, плавно опускать их вниз, эротично проводя вдоль всего тела, – другие девицы так делали, и смотрелось вроде неплохо. Вика попробовала один раз: подняла руки, стала медленно опускать, но при этом как-то внутренне съежилась, и в итоге получилось совершенно не эротично и даже довольно глупо.

Когда медленная музыка заиграла второй раз, она уже хотела выйти из зала, но по дороге ее перехватил Илюша Гусейнов (самый низкорослый во всем выпуске и со слюнявыми губами), она постеснялась отказаться и танцевала с ним. Это был настоящий позор. Все видели. И Он видел. Илюша был на полголовы ниже ее. Как раз такого роста, чтобы удобно было целовать его в лобик. От него пахло какой-то мазью и ядовитым «Стиморолом». Все время, пока они переминались с ноги на ногу, он затравленно жевал, молчал, а когда музыка стала стихать, облегченно отдернул от нее потные руки, которыми едва прикасался к талии, и быстрыми шагами удалился. При этом оказалось, что дальше был еще целый куплет и все остальные по-прежнему танцевали, а ей пришлось униженно вернуться на свое место. Где она и обнаружила, что у нее порвались колготки и вдоль всей ноги тянется ужасная лохматая стрелка. Так что все последующие быстрые танцы она просидела на стуле.

Третий медляк был «белый» – дамы приглашают кавалеров. Пока она раздумывала над тем, каким именно способом покончит с собой, если сейчас подойдет к Нему, пригласит на танец, а Он откажется, Его уже бойко выдернула с места та самая длинноногая – и, тесно прижавшись к Нему, нарушая все законы ритма (и правила приличия) затеяла что-то вроде ламбады. «Естественно, она Ему нравится, – подумала Вика, осторожно покосившись на соперницу. – Она, во-первых, одета нормально, и колготки у нее целые. Господи, ну почему я не надела длинное, тогда стрелки не было бы заметно! А, во-вторых, она ведь училась с Ним в одном классе… А я в параллельном». Вика снова взглянула на танцующую пару. Они очень оживленно разговаривали. Вот Он опять с улыбкой что-то сказал ей, наклонившись к самому уху. (Что это? Ей показалось, или Он еще незаметно поцеловал ее в шею? – тогда все! тогда все…). И она громко и радостно засмеялась; Он засмеялся вслед за ней.

А самым ужасным был четвертый. Сначала к ней снова подошел (как ему только хватило наглости? Видимо, считает, что она самая непривлекательная из всех трех выпускных классов и готова танцевать с кем угодно) Илюша Гусейнов и молча протянул растопыренную пятерню. Она отказалась, и Илюша, безразлично пожав плечами, тут же адресовал пятерню ее соседке. Соседка с тяжелым вздохом пошла. В этот момент Вика краем глаза заметила, что Он встал. Встал. И пошел через зал – в ее направлении. Вика постаралась спрятать под стулом ногу со стрелкой и приготовилась – глядя на Него, не дыша, слушая истерический стук своего сердца. Он явно шел к ней, вот Он уже совсем рядом, сейчас Он… прошел мимо. Она неподвижно замерла на стуле, не решаясь оглянуться, боясь увидеть, к кому именно он направлялся, перед кем из девочек сейчас смущенно стоит, ожидая ее согласия.

Наконец она все же оглянулась – и успела увидеть Его спину: Он выходил из зала. Неужели совсем ушел? Выпускной бал до двенадцати ночи. А сейчас только одиннадцать тридцать. На полчаса раньше? Она все еще в ужасе смотрела в опустевший дверной проем, когда туда вдруг втиснулся бесформенной массой ее брат. А он что тут делает? Он же не собирался? Ему только на бал… Вика быстро отвернулась и сделала вид, что рассматривает порвавшиеся колготки. Она стеснялась брата. Краснела при мысли, что все в школе знают. Знают, что она и этот тупой неповоротливый урод живут в одном доме. Едят за одним столом. И шестнадцать лет назад родились одновременно, у одной матери, после того как девять месяцев пролежали, тесно прижавшись друг к другу, в ее животе.

Краем взгляда Вика наблюдала за Максимом. Он мутным взглядом обвел актовый зал, тяжело шагнул внутрь – но передумал и вышел. Она облегченно вздохнула. Посидела еще немного, потом встала, подошла к открытой двери и осторожно высунулась. Брата нигде не было видно – наверное, все же ушел домой. Зато к входу в актовый зал широкими торопливыми шагами приближался Леша Гвоздев. Вика нырнула обратно, в музыку и духоту, и улыбнулась. Он все-таки не ушел. Как хорошо, что он все-таки не ушел.

– Так ты идешь? – спросила подруга. Она уже превратила свое лицо в посмертную маску и теперь большими шумными порциями выплескивала за пазуху ароматное содержимое баллончика с дезодорантом – ш-ш-хх-шш .

– Нет, – неуверенно ответила Вика.

– Как нет? – изумилась подруга. Хх-шшш .

– Нет.

– Но это же последний медляк!

– У меня колготки порвались, – сказала Вика.

– А-а, так я тебе дам. У меня с собой есть запасные.

Вика натянула на ноги светло-бежевые колготки с лайкрой, одернула юбку и вышла из туалета.

В коридоре, рядом с актовым залом, стоял Леша Гвоздев и, мрачно нахмурившись, очень сосредоточенно изучал темно-зеленый пупырчатый столб, на котором обычно вывешивались школьные объявления. Приближаясь к нему, Вика одернула юбку, ускорила шаг и подумала, что сейчас уже совершенно невозможно представить его маленьким: в младших классах он был щуплым и слабеньким, как цыпленок. А сейчас стал таким высоким. Таким… недостижимым. Его имя писали на стенах женского туалета девочки из восьмого класса. И она сама однажды написала на стене его имя: Леша. А потом стерла. Леша.