Филип Фармер - Любовники. Плоть [сборник litres]

Хэл сжал кулаки и зарычал:

– Ах они гады… ползучие!

– Так что, понимаешь, мне нужно выпить. Мне станет лучше, пусть и ненадолго. А потом, наверное, я попробую преодолеть эту зависимость. Ты ведь поможешь мне?

Он беспомощно развел руками:

– Но… но где же я достану?

Живот свело судорогой отвращения при мысли о покупке алкоголя. Но если он так ей нужен, Хэл достанет. Постарается изо всех сил.

Она быстро подсказала:

– Может быть, Фобо поделится с тобой.

– Но ведь Фобо – один из твоих тюремщиков! Он ничего не заподозрит?

– Он подумает, что это для тебя.

– Ладно, – сказал он чуть раздраженно, и в то же время ощущая вину за эти эмоции. – Гадко лишь то, что кто-то решит, будто это я пью. Пусть даже и кувыркун.

Она шагнула к Хэлу и будто растеклась по нему. Мягкие губы прижались к щеке, тело словно пыталось просочиться сквозь Хэла.

Он обнял ее на минуту и отстранился.

– Что же, мне придется оставить тебя? – шепнул он. – Не можешь ли ты пропустить один раз? Только сегодня? Завтра я достану спиртное.

Она ответила упавшим голосом:

– Ах, монаму , я бы сама этого хотела. Как бы я этого хотела! Но не могу. Просто не могу, поверь мне.

– Верю.

Хэл вышел в прихожую, достал из шкафа капюшон, плащ и ночную маску. Голова его печально склонилась, плечи ссутулились. Все насмарку. Он просто не сможет к ней приблизиться – к девушке, пахнущей алкоголем. И она, наверное, задумается, отчего он так холоден, а у него не хватит духу рассказать ей, как она его отвращает, потому что это ранит ее чувства. И хуже того, она все равно будет страдать, не дождавшись от него объяснения.

Когда он выходил, она поцеловала его в пересохшие губы.

– Поспеши, монаму! Я буду ждать.

– Угу.

Хэл Ярроу тихонько постучал в дверь квартиры Фобо. Она открылась не сразу, чему Хэл ничуть не удивился. Изнутри доносился громкий шум. Хэл заколотил в дверь, хотя и неохотно – боялся привлечь внимание Порнсена. Гаппт жил в квартире напротив и мог выглянуть просто из любопытства. Не слишком подходящий момент для того, чтобы Порнсен увидел, как Хэл навещает эмпата. Хотя он имел полное право зайти в гости к кувыркуну без сопровождения гаппта , он волновался из-за Жанетты. Гаппт вполне мог бы вторгнуться в его, Хэла, пуку , пока его там нет, – шпионить и подглядывать Порнсен любил. Тогда Хэл попадется в ловушку, и все полетит к Ч.

Но он утешал себя мыслью, что Порнсен отнюдь не смельчак. Решившись проникнуть в жилище Хэла, он сильно рисковал бы, что его обнаружат. И Хэл, как носитель ламеда , мог бы поднять такой шум, что Порнсена в результате не только подвергнут опале и разжалуют, но и отправят к Ч.

Хэл снова принялся стучать – громко и нетерпеливо. На этот раз дверь распахнулась, и показалась улыбающаяся Абаса, жена Фобо.

– Хэл Ярроу! – сказала она по-сиддски. – Вот это радость! Почему же ты не вошел просто так, без стука?

Хэл опешил.

– Я не мог!

– Почему?

– Ну, мы так не делаем.

Абаса пожала плечами, тактично отказавшись от комментария.

– Ладно, заходи, – сказала она, продолжая улыбаться. – Я не кусаюсь!

Хэл вошел и закрыл за собой дверь, хотя, не удержавшись, оглянулся на дверь Порнсена. Та была закрыта.

Внутри эхом метался хоровой вопль двенадцати кувыркунят, играющих в комнате размером с баскетбольный зал. Абаса провела Хэла по голому полу в другой конец зала, где начинался коридор. Они миновали угол, в котором сидели за столом три кувыркуницы, видимо, гостьи Абасы. Дамы были заняты шитьем, время от времени они отпивали что-то из высоких бокалов и ни на миг не прерывали болтовни. Хэл не понимал тех немногих слов, что до него долетали: кувыркуницы, разговаривая между собой, пользовались вокабуляром, свойственным одним лишь женщинам. Но обычай этот, как понимал Хэл, стремительно отмирал под действием растущей урбанизации. Кувыркуниц-девочек женской речи уже не обучали.

Абаса провела Хэла к концу коридора, открыла дверь и сказала:

– Фобо, милый! Тут к нам явился сам Хэл Ярроу, Безносый!

Хэл улыбнулся. В первый раз, услышав в свой адрес такое, он почувствовал обиду. Но потом понял, что кувыркуны не имеют в виду ничего оскорбительного.

Фобо, одетый лишь в алый килт, вышел к двери. Хэл – наверное, в сотый уже раз – не смог удержаться от мысли, как странно выглядит туловище озановца, с грудью без сосков и причудливой конструкцией лопаток, присоединенных к вентральному столбу. (Следовало ли называть его «брюшным хребтом» по аналогии со спинным хребтом землян?)

– Счастлив тебя видеть, Хэл, – сказал Фобо по-сиддски и легко перешел на американский: – Шалом! Какой счастливый случай привел тебя сюда? Садись. Я предложил бы тебе выпить, да нечего.

По-видимому, отчаяние отразилось на лице Хэла незаметно для него самого, потому что взгляд Фобо стал серьезным.

– Что-нибудь случилось?

Хэл решил не терять времени.

– Да. Где я могу приобрести кварту какой-нибудь выпивки?

– Хочешь выпить? Шиб . Я пойду с тобой. Ближайшая таверна – просто отвратное место, у тебя будет шанс близко познакомиться с той стороной сиддского общества, о которой ты наверняка почти ничего не знаешь.

Кувыркун сунулся в шкаф и достал целую охапку одежды. Обернул широкий кожаный пояс вокруг толстого живота, пристегнул к нему ножны с короткой рапирой. Потом заткнул за пояс пистолет. На плечи накинул длинный ярко-зеленый плащ с многочисленными черными оборками. На голову водрузил темно-зеленую тюбетейку с двумя искусственными антеннами – символ клана Кузнечика. В стародавние времена для кувыркуна, принадлежавшего к этому клану, было крайне важно постоянно носить его. Сейчас система кланов отошла в прошлое в смысле социальной роли, хотя в политике все еще интенсивно использовалась.

– Мне нужна выпивка, алкогольный напиток, – сказал Фобо. – Понимаешь, я как профессиональный эмпат имею дело с многочисленными случаями, больно бьющими по нервам. Провожу психотерапию невротиков и психотиков, влезаю в их шкуру, ощущаю их эмоции. А затем мучительно выбираюсь из этой самой шкуры и окидываю их проблемы объективным взглядом. Используя вот это, – он похлопал себя по голове, – и вот это, – щелкнул по носу, – я становлюсь своим пациентом, потом опять собой, и вот так, переходя туда-сюда, даю им возможность себя вылечить.

Хэл знал – щелкая себя по носу, Фобо имел в виду две крайне чувствительные антенны внутри похожего на ракету хоботка, обладавшего чудесной способностью различать вид и интенсивность эмоций пациента. Запах пота кувыркуна говорил гораздо больше, чем выражение его лица.

Фобо прошел вместе с Хэлом в большую комнату, сказал Абасе, что уходит, и нежно потерся с ней носами.