Филип Фармер - Любовники. Плоть [сборник litres]

Потом дал Хэлу маску, выполненную в форме головы кувыркуна, и надел свою собственную. Хэл не стал спрашивать, зачем – он знал, что в Сиддо принято носить ночные маски. У них была и сугубо утилитарная цель – защита от множества кусачих насекомых. А социальные функции масок Фобо объяснял так:

– Мы, сиддяне высших классов, надеваем их, когда идем – какое есть американское выражение?

– Шляться по трущобам? – предположил Хэл. – Когда представители высших классов навещают районы, населенные всякой шушерой, ради развлечения?

– Да, шляться по трущобам, – повторил Фобо. – Обычно я не надеваю маску, отправляясь в какое-нибудь заведение для простонародья – я ведь иду туда смеяться вместе с людьми, а не над ними. Но сегодня, поскольку ты у нас – прошу прощения за такие слова – безносый, – я буду чувствовать себя увереннее, если ты нацепишь маску.

Выйдя из здания, Хэл спросил:

– А для чего тебе пистолет и шпага?

– Вообще-то в этом – захолустье, да? – не очень опасно, но осторожность не помешает. Помнишь, что я говорил тебе в развалинах? Насекомые на моей планете развились и специализировались куда как сильнее, чем в твоем мире, судя по тому, что ты мне рассказывал. Ты знаешь о паразитах, мимикрирующих под муравьев, которые заражают их колонии? Жуки, похожие на муравьев, живущие за их счет благодаря этому сходству? Муравьи-пигмеи и прочие твари, что гнездятся в стенках колоний и охотятся на молодь и яйца?

– У нас тоже есть подобные существа, но охотятся они на нас. Эти опасные твари скрываются в канавах или подвалах, в трещинах и дырах почвы, а ночью расползаются по всему городу. Вот почему мы не выпускаем детей после темноты. Улицы хорошо освещены и регулярно патрулируются, но между ними много поросших лесом кварталов.

Они прошли через парк по тропе, освещенной газовыми лампами на высоких столбах. В Сиддо постепенно переходили к электрификации, и районы, осиянные мутноватым газом, соседствовали с районами, облагодетельствованными электричеством. Выходя из парка на широкую улицу, Хэл видел иные свидетельства озановской культуры – бок о бок соседствовали старинные и наимоднейшие вещи. Тележки, увлекаемые копытными животными, принадлежащими к тому же биологическому типу, что и Фобо, – и паровые экипажи. Животные и экипажи двигались по дороге, покрытой жесткой низкорослой травой, успешно отражавшей все попытки превратить ее в истоптанный коврик.

Дома отстояли друг от друга на значительное расстояние – приходилось все время напоминать себе, что находишься в городе, причем в столичном. «Плохо», – подумал Хэл. Сейчас у кувыркунов более чем достаточно земельных участков, но рост населения делает неизбежным заполнение этой площади домами и зданиями. Пройдет время, и на Озанове будет так же тесно, как на Земле.

Привыкший во всем доходить до логической точки, он тут же поправился: да, тесно, но не от кувыркунов. Если «Гавриил» выполнит свое предназначение, туземцев сменят люди Гавайского Союза.

Эта мысль больно кольнула, и за нею пришла другая – конечно, нереалистичная – что такое событие было бы до омерзения неправильным. Какое право имеют пришельцы с другой планеты вот так заявиться сюда и безжалостно перебить местных обитателей?

Есть у нас такое право, ибо так сказал Предтеча.

А так ли это?

– Здесь, – сказал Фобо, показав на здание впереди. Трехэтажное, чем-то напоминающее по форме зиккурат, и арки изгибались от верхних этажей до земли. На трех из них были ступени, по которым ходили жильцы верхних этажей. Как и во многих старых зданиях Сиддо, здесь не было внутренних лестниц, и жильцы входили к себе в квартиры прямо с улицы.

Однако таверна на первом этаже, хотя и казалась достаточно древней, над дверью вывесила ослепительную электрическую вывеску.

– «Счастливая долина Дьюрока», – перевел Фобо иероглифы.

Бар располагался в цокольном этаже. Хэл чуть замешкался, вздрогнув от явственного запаха алкогольных паров, потом взошел по ступеням вслед за кувыркуном. У входа остановился.

Тяжелые алкогольные пары смешивались с громкими тактами непривычной музыки и еще более громкими разговорами. Кувыркуны набились битком за шестиугольные столы и склонялись над большими оловянными кружками, крича и визжа в лицо друг другу. Кто-то беспорядочно замахал руками, опрокинул кружку. Тут же подскочила официантка с полотенцем, быстренько все прибрала. Когда она нагнулась, ее звучно шлепнул веселый зеленомордый и очень толстый кувыркун. Сидящая рядом компания разразилась хохотом, широко раздвинув губы-«птички». Официантка тоже рассмеялась и сказала толстяку что-то явно остроумное, потому что все соседние столы грохнули смехом.

На возвышении в углу играл оркестр из пяти инструментов, дробно рассыпавший быстрые причудливые ноты. Три инструмента походили на земные: арфа, фанфара и барабан. Четвертый музыкант никаких звуков не производил, но время от времени тыкал длинной палкой какую-то тварь в клетке, напоминающую саранчу размером с крысу. Потревоженное насекомое терло крыльями о задние ноги и выдавало четыре громких щебечущих звука, за которым следовал долгий выворачивающий нервы скрежет.

Пятый музыкант вовсю накачивал меха, соединенные с мешком, из которого торчали три короткие узкие трубки. Мешок издавал тонкий писк.

– Ты не думай, – крикнул Фобо, – что это типичная наша музыка! Это дешевка, популярщина. Как-нибудь возьму тебя на симфонический концерт, и услышишь, что такое великая музыка!

Кувыркун отвел человека в кабину с занавеской – они располагались в ряд, вдоль стен. Сели за стол, подошла официантка. Лоб и трубчатый нос ее блестели от пота.

– Маску не снимай, пока нам не принесут заказ, – сказал Фобо. – Тогда задернем занавеску.

Официантка что-то сказала по-кувыркунски, Фобо повторил для Хэла по-американски:

– Пиво, вино или жукосок. Я лично первые два и в рот не возьму. Это для женщин и детей.

Хэл не собирался терять лицо и сказал с напускной бравадой:

– Конечно, третье.

Фобо поднял два пальца, официантка быстро вернулась с двумя большими кружками. Кувыркун потянул носом, вдыхая глубоко, прикрыл от наслаждения глаза, поднял кружку и присосался к ней. Через пару мгновений, отставив кружку, он громко рыгнул и почмокал губами.

– Вверху не хуже вкус, чем внизу! – проревел он.

Хэла замутило. Слишком много раз в детстве его пороли за то, что не смог сдержать отрыжку.

– Хэл, – сказал Фобо, – что же ты не пьешь?

– Дамифино , – слабым голосом сказал Хэл, что по-сиддски означало «надеюсь, это не больно».

И выпил.

Огонь ринулся вниз по глотке словно лава по склону вулкана. И взорвался Хэл точь-в-точь как вулкан. Он кашлял, фыркал, выпивка летела брызгами изо рта, а слезы – из крепко зажмуренных глаз.