Цезарий Збешховский - Искажение [litres]

Я возвращаюсь к своим и говорю, что Беку захотелось поболтать – мол, он расспрашивал, как нам служится, и все такое прочее. С офицерами порой такое бывает. Но в душе ощущаю тревогу, и даже королевское каре, которое я выкладываю в следующей раздаче, не радует так, как обычно. Настроение поднимает только Гаус, который внезапно ни с того ни с сего заявляет:

– Кажется, я наконец вломлю пизды этому Ротту!

Похоже, в голове рядового Гауса происходят некие мыслительные процессы, к которым у нас нет доступа.

– Может, объяснишь подробнее, Вим? – спрашивает Водяная Блоха.

– Баллард мне говорил, что этот гад то и дело ходит к Зану Талько, тому новому капралу, и балаболит ему, какое у нас ебанутое отделение. И что наш капрал, прошу прощения, хер собачий.

– Вот сукин сын, – коротко комментирует Пурич, не отрывая взгляда от карт.

– И что он еще там рассказывает? – спрашиваю я.

– Да в общем-то все. – Вим Гаус чешет в затылке. – А я его еще считал своим товарищем, пил водку с этим пидорасом. Отпиздить его надо, и дело с концом.

– Послушайте. – Я откладываю карты. – Мне не нужны никакие драки, особенно сегодня. Вы должны как следует выспаться и завтра прикрывать друг друга. А с Роттом я поговорю, обещаю.

– А нельзя договориться с сержантом, чтобы Ротт поменялся с Баллардом? – спрашивает Водяная Блоха. – Новички из отделения Криса – те еще кретины.

– Они новенькие, потому Ротт к ним и ходит, чтобы обработать на свой лад. Помните, как было у нас поначалу?

Парни опускают головы. Похоже, им до сих пор стыдно, что они слушали такого мудака.

Я с удовольствием взял бы к себе Криса и отдал этого пройдоху в первое отделение, но здесь не концерт по заявкам. Придется смириться. Еще немного, и рядовой Ротт сам попросит, чтобы его заменили.

Мы играем до двадцати одного часа, до закрытия столовой, а потом перебираемся в казармы и теоретически должны идти спать. Теоретически, поскольку у всех дурные предчувствия. Что-то висит в воздухе, а меня вдобавок мучают угрызения совести, что я не рассказал парням всей правды о грозящей нам опасности.

Пятница, 4 марта, 07.55

Перед выездом я должен явиться к доктору Заубер. Госпожа капитан назначила мне визит на утро, когда у нее заканчивается ночная служба, и не согласилась на другой срок. Меня это устраивает не больше чем дырка в голове, но деваться некуда. Возражать ей я не могу.

– Я же говорила, что ты успеешь, Маркус, – приветствует она меня в своем кабинете. – Как самочувствие?

– Хорошо, госпожа капитан. Не жалуюсь.

– Честно говоря, вид у тебя не слишком цветущий. Что-то случилось, капрал?

– Сегодня у нас выезд на базу Адмирум, мы едем на территорию усиленных боевых действий. Весь взвод на нервах, но, думаю, это нормально.

– Да, это нормально. – Линда Заубер едва заметно улыбается и щелкает чем-то под столом.

У меня темнеет в глазах, а потом я вижу голубой свет и призраков – плотные человеческие тени, перемещающиеся по комнате. Они что-то шепчут мне, скользя по стенам.

Я хватаюсь за голову, чтобы не дать ей отвалиться. Такое ощущение, будто мозг сейчас вытечет через уши или вместе с потом проступит через поры кожи в виде белой жирной слизи на висках.

– Мать твою… – Я сползаю с пластикового стула, уверенный, что еще немного, и я сойду с ума и откушу себе язык, но все проходит столь же внезапно, как и появилось.

Я лежу на полу, тяжело дыша. Форма насквозь промокла от пота. Я вскарабкиваюсь на стул, чувствуя, как трясутся руки. Похоже, капитан Заубер не удивлена, но скорее довольна тем, как прошел эксперимент.

– Боже мой, госпожа капитан… Что это было?

– Мне пришлось тебе показать, иначе бы ты не поверил, – мягко отвечает она. – Это был глушитель гомеостатических мин, включенный на полную мощность. Будь осторожен, когда будешь им пользоваться. Чем больше ты его подкрутишь, тем больше будешь страдать.

– Я никогда не доходил даже до середины шкалы. Слишком болела голова.

– Значит, ты осознавал опасность? Это хорошо, – уважительно кивает она. – Помни, что устройства остальных солдат на тебя тоже воздействуют. Это все, что я хотела тебе сегодня сообщить. Можешь быть свободен.

Выходя из кабинета, я натыкаюсь на стул и вешалку для одежды. По дороге сворачиваю в туалет, и лишь обильная рвота возвращает меня к жизни. Госпожа капитан выбрала самый подходящий момент для моего медицинского просвещения, прямо перед серьезной операцией.

И тем не менее я понятия не имел, что электромагнитная волна способна с такой силой зацепить электрод в моем мозгу. Пусть и извращенным образом, но Линда Заубер заботится обо мне, пытаясь помочь, хотя ей следовало бы выгнать меня со службы. И я до сих пор не понимаю, почему. Так что я стараюсь, чтобы другие не заметили, что несколько минут назад цунами выбросило на берег мое тело. А потом мы все узнаём, что наш выезд отменяется. Командование перенесло его на «ближайшее будущее».

Понедельник, 7 марта, 12.05

Мы снова стоим в карауле. Утром были учения, а потом мы заступили на пост у восточных ворот, где контролируем машины и проверяем документы. Ничего особенного не происходит. Самое крупное событие – появление Стервы, черно-белой кошки, которая неделю назад прибилась к базе.

Своим именем она обязана вредному характеру. Сперва она трется о ноги и позволяет себя гладить – как сейчас Пуричу, – но тут же пытается ударить его лапой, начинает фыркать и шипеть. У нее немного не в порядке с головой, что не мешает нам радоваться при ее виде. Хоть что-то приятное в этом сволочном мире. Никто ее не гонит, и даже лейтенант Мюллер, увидев ее, криво улыбается. Работники кухни и солдаты ежедневно подкармливают ее остатками обеда.

Гаус зовет Стерву, и кошка подбегает к нему. Мне следовало бы дать парням нагоняй за то, что они возятся с кошкой на службе, но один лишь вид рослого солдата, который гладит маленькое животное и ласково с ним разговаривает, бесценен. Сегодня мы заметили, что кошка позволяет Гаусу взять себя на руки. Стоит ей его завидеть, как она подбегает к нему, задрав хвост, и по-настоящему приветствует. «This is kind of magic», как говорит Водяная Блоха.

– Только не влюбись, – замечает он своему приятелю.

– Джаред, отвали, – отвечает Гаус.

– У нее для тебя дырка маловата, – не унимается Дафни.

– Да ты ебанулся. – Вим на него даже не смотрит. – Чудесная кошка. Заберу ее с собой, когда буду возвращаться домой.

У меня в мозгу что-то негромко щелкает. В такие моменты мне хочется кричать, что мы никогда отсюда не уедем. Я чувствую это с того самого мгновения, когда ступил на ремаркскую землю. Это не туманное предчувствие, но холодная уверенность. Но, естественно, поступить так я не могу. И не смог бы, даже если бы был обычным рядовым.