Артем Углов - Предел прочности. Книга четвертая [СИ]

Странное дело, но я вдруг почувствовал себя абсолютно голым и беззащитным. За последние годы сроднился с мыслью, что со мной ничего не случится, что Марионетка всегда защитит. Я словно главный герой остросюжетного боевика, который сам и снимаю. Поэтому не умру, останусь в живых при любых раскладах, даже самых паршивых, иначе фильма не выйдет.

И вот он конец… Наверное, будь я в полном уме и здравии, невыносимо бы забоялся, а так спокойствие внутри наступило. Может заехать ему по роже разок? Напоследок, чтобы уйти красиво. У него этих рож сотнями мелькает на поверхности шара, по какой-нибудь, да попаду.

Не знаю отчего эта идея показалась мне здравой. Иногда люди способны творить странные вещи на трезвую голову. Когда устал, когда отчаялся или когда загнали в угол – причин тому может быть много, да и последствий немало. Наверное, именно так рождаются герои, а может глупцы, что раньше срока уходят на тот свет. Тут с какой стороны посмотреть, кому доверить писать посмертную эпитафию.

Первый шаг сделан, за ним второй. Я бы непременно дошел до Твари и может быть даже врезал, если бы в очередной раз не подвела крыша. Поверхность под ногами затряслась, бетонные плиты разъехались, и я снова упал, едва не угодив в образовавшийся разлом.

Перекатился на бок и замер в опасной близости от края. Глубина провала увеличилась на десятки этажей. Внизу беспрестанно трещало, искрило, из разорванных артерий труб фонтаном хлестала вода. И на фоне всего этого звучала протяжная нота:

- А-н-н-н.

Плохо натянутая струна дребезжала, отдаваясь в мозгах дикой болью, так что не было возможности думать ни о чем-то другом.

- А-н-н-н.

Тянулось протяжное, раскалывая черепную коробку, что крышу пополам - на тридцать, на пятьдесят этажей вниз, достигая самого мозжечка. И вдруг все резко прекратилось.

Я приподнял голову, и сквозь гуляющее марево разглядел гигантскую тень за спиной Палача. Зализанное без глаз лицо, отдаленно напоминающее каменные изваяния Моаи, непропорционально длинное туловище и руки ему под стать. Исполин с острова Пасхи прекратил свои песнопения. Трещина рта разгладилась, превратившись в гладкую поверхность.

Но если он пришел, значит…

- Здраствуй, брат, - послышался голос Михаила. А вот и он сам, вышел из-за спины. Одет в прежнюю толстовку, только капюшон сброшен на плечи, обнажая лысый череп. Воспаленные следы экземы на коже, покрасневшие белки глаз – точно он. Да и кто бы другой отважился заявиться на крышу полуразрушенного небоскреба, еще и в такой компании.

- Ну ты и нашумел, Петруха. Такой булыжник в воду бросил, что волны аж через изнанку мира прошли.

- Это не я.

- Что значит, не ты, - удивился брат и вдруг засмеялся. – Говорит, не он это. Смешно-смешно… А если не ты, тогда кто? Кто засунул палку в осиное гнездо и принялся шерудить? Нет, брат, ты всему причина. Объясни, какого хрена к Многоликому Янусу сунулся. Я же тебе чего твердил - держись от него подальше. А ты?

- А я не помню.

- Что значит не помнишь? Совсем ничего?

- Короткие обрывки всплывают из памяти, как мы с тобой за столом сидели, на крыше были… Совсем короткие, больше на сон похожие.

- Они и должны быть сном, - брат привычно поскреб красную от раздражения шею и капельки крови моментально проступили на ней. Под толстовкой зашевелился небольшой комок, не иначе дядя Доктор разволновался. Вот уж точно кого не хотелось видеть, так это сморщенного карлика, торчащего из живота.

- Не сработало, говорит, - пожаловался брат невидимому собеседнику. – А я все понять не мог, чего он на связь не выходит. Договорились же, все обсудили – да, обсудили. Что? Нет, не в этом дело, но оно может и к лучшему.

Раздался отчетливый чавкающий звук. Я резко обернулся и стал свидетелем поистине странного зрелища. Кисть каменного исполина превратилась в крюк, или не крюк это, а длинные загнутые пальцы - вонзились в податливый глиняный шар-голову Палача. Погрузились в серое месиво по самое запястье.

- А-н-н-н, - пропел исполин и дернул на себя. Туловище грозного Палача с грохотом завалилось на кровлю.

- А-н-н-н, - повторил исполин и развернувшись, медленно зашагал прочь: в дымку тумана, что колыхалась на самом краю крыши. Следом за ним, на длинной привязи руки волочилась туша серийного убийцы. Палач безропотно принял участь жертвы и даже не предпринимал попыток к сопротивлению. Руки безвольно обвисли вдоль обрюзгшего туловища, по слоновье толстые ноги обильно сочились, оставляя лужицы крови.

Сутулая фигура исполина смотрелась сплошной фантасмагорией на фоне звездного неба. Движения существа казались замедленными, словно зажевало кинопленку в проекторе, и она того гляди порвется. Картинка дергалась, плыла легким маревом над крышей.

- Брат, кто он? – не выдержав, спросил я.

Михаил не слышал, или делал вид что не слышит, занимаясь привычным делом – расчесывая язвочки на коже.

- Палач, откуда он взялся? – повторил я вопрос.

В этот раз Михаил вопрос услышал.

- Не он, они это… они, - забормотал неразборчиво. – Сто раз объяснял, а он не понял, совсем ничего не понял. Зачем полез… Забыл, не помнит? Да знаю я, что не помнит, а должен был. Не надо, не надо... Тонкие цепочки сложно отследить, легко рвутся. Сплошные стрессы, куда не посмотри. Их влияние трудно определить. Да-да, невозможно…

Бормотание затихало, становясь все менее разборчивым. И когда я уже отчаялся получить ответ, Михаил вдруг присел на корточки, и горячо зашептал в самое ухо:

- Они брат, домой вернуться хотят, понимаешь. Нельзя им домой, никак нельзя. Не зря их изгнали, такую тюрьму отгрохав.

- О чем ты…

- Т-с-с, ни говори не слова. Они не слышат, не могут нас подслушать, но лучше молчи. Да, так будет лучше… Не существует никакого множества миров, их нет. Наш мир один единственный, вокруг расставлены клетки… камеры для Предтечи, понимаешь? Они таран хотели собрать, дверь вышибить, а получился Палач, - Михаил вдруг забулькал, захрипел. Брат всего лишь смеялся – задрав голову к небу и раскрыв рот.

- Твои симбионты создали Палача?

Хлопнув меня по плечу, Михаил тяжело поднялся.

- Подожди, ты куда? Какие клетки, кто их расставил? – множество вопросов крутилось в голове и не один не подходил под определение главного.

Твари из запределья хотят вернуться домой. Они, не он… Брат так говорил, словно сам домой не собирался или не мог. Не мог вернуться в родной город с заразой на закорках, поэтому и вынужден был скитаться по иномирью, медленно сходя с ума, сгнивая заживо. Сотни, тысячи лет - Твари не дадут ему сдохнуть, пока он окончательно не превратится в кусок мяса или не сломается.

Брат…

Михаил почти дошел до серой дымки тумана, где мгновением раньше скрылся исполин с тяжелой ношей. Но прежде, чем шагнуть следом, произнес: