Игорь Давыдов - Viva la Mesalliance, или Слава Мезальянсу [СИ]

И снова никакого ответа. Однако на сей раз поток словоизвержения «номера один» было уже не остановить.

— Это всё оттого, что я натолкнулся на тупость человеческую и на человеческое упрямство. Я не знаю, удалось бы нам чего-нибудь добиться, если бы всё богемийское дворянство действовало единым фронтом, но, определённо, нам бы не пришлось тратить столько усилий на попытки противодействовать тем, в чьих интересах было бы стать нашими союзниками.

Он сделал паузу. Небольшую. Но важную.

Паузу, заставившую Броню слегка повернуть голову и навострить ушки.

Всё же, заинтересовал.

Даркен улыбнулся.

— Представь, что было бы, если бы мы все ресурсы направили бы на решение данной проблемы? Какие бы мы были молодцы, какие бы планы придумали? Так что, мы не виноваты. Я не виноват. Ты — не виновата. И Ватаме тоже ни в чём не виновата.

Девушка безвольно уронила подбородок на грудь. С её губ сорвалось короткое досадное шипение.

— А потому… засыпай. Я, ради того, чтобы ты расслабилась, даже пойду против своих принципов, и сделаю вторую отсылку на Арию за том. А ты, как проснёшься, думаю, придумаешь отмазку, почему я, на самом деле, всё сделал правильно.

Даркен ненадолго замолчал. Он прикрыл глаза, настраиваясь на ритм, ловя настроение песни. Плюс, молодому человеку хотелось спеть на родном русском языке, а не богемийскую перепевку.

От края до края

Небо в огне сгорает

И в нем исчезают

Все надежды и мечты.

Но ты засыпаешь,

И ангел к тебе слетает.

Смахнет твои слезы,

И во сне смеешься ты.

Броня не смеялась во сне. Однако она расслабилась. Даже чересчур. Её веки смежились, а ноги — подкосились. Так бы и ухнула бы с верхотуры, не подхвати её Даркен вовремя.

Однако данный казус ничуть не смутил юного некромага. Он ловко поймал девушку и неспешно двинулся к выходу, неся ту в позе пьеты.

Засыпай, на руках у меня засыпай.

Засыпай под пенье дождя.

Далеко, там где неба кончается край,

Ты найдешь — потеряный рай.

Сколь умиротворённым стал лик Лешей. Даже несмотря на деревянные крючья вместо зубов, что злым оскалом выглядывали из разорванной щеки. Даркен понятия не имел, вернётся ли после пробуждения Броня Глашек, или же придётся её вновь восстанавливать из отрезанного пальца. Наверное, это неправильно — усыплять разум, служивший последней преградой между силой бога и этим хрупким тельцем.

Однако Маллой-младший попросту не мог позволить этому разуму страдать ещё хоть минуту.

Этот разум заслужил отдых.

Да и в целом, Даркену хотелось проявить немножко заботы. Тем более, что это было несложно.

Хоть не ушло полностью ощущение чуждости оживлённой плоти, но силы в мышцах имелось достаточно, чтобы унести девичье тельце, пусть даже и облачённое в остатки доспеха. Если забыть обо всём, о прошлом и о будущем, сконцентрироваться на том, что происходит здесь и сейчас, сузить восприятие реальности до сиюминутного, то это было даже приятно: внешностью навязанная «номеру один» будущая пани Маллой обладала приятной, и даже наскоро заштопанные раны, да грубый дендромагический суррогат не могли её всерьёз испортить. То, сколь умиротворённо выглядела сонная аватара хтонического божества, не могло не тронуть сердце молодого человека. Во сне человек очищается от шелухи переживаний и расслабляется.

Занудка отбросила все маски. Ныне она была не боевой некромагичкой, не главой храма имени себя, не доверенным палачом сына рода Маллой, не сошедшей на грешную землю небожительницей и даже не попаданкой из другого мира. Она была просто девушкой. Такой… беззащитной. Сейчас, когда уязвимость не компенсировалась предусмотрительностью и жестокостью, с которой слечна Глашек привыкла наносить превентивный удар, в душе «номера один» пробуждались древние инстинкты защитника. Те самые, ответственные за особую нежность в голосе, за то, сколь заботливо молодой человек будет проносить хрупкое девичье тельце сквозь кажущиеся такими узкими и неудобными дверные проёмы.

Пожалуй, что нет: не был Даркен способен воспринимать синеокую занудку, как богиню. Простая смертная, ведомая мечтами. И пусть у неё есть сила и власть, недоступные другим, это не меняет главного: её надежд и чаяний.

Они мирские. Приземлённые.

Люди сопереживают лишь тем, на чьём месте способны представить самих себя. И вступаются лишь за тех, кого подсознательно считают похожими на себя. Альтруизм, на самом деле, весьма эгоистичная вещь. И, по сути, влезая раз за разом в драку, обнажая боевой поводок, Броня билась лишь ради воплощения одного единственного желания: ради покоя.

Вот только, когда зануда бодрствует, её разум слишком быстро и легко находит причины для тревог. Слечна Глашек видит в предусмотрительности способ оградить себя и близких от опасности, но по факту только прокачивает навык поиска новых поводов для нервов.

Логическая петля Нестерова.

Но Бронька нашла из неё выход. Не имея возможности самой найти покоя, она начала биться за покой других. Ничего нового. Простая сублимация желаний. Так родители надеются воплотить в своих детях идеальных себя.

И вот, здесь и сейчас Даркену захотелось подарить девушке тот самый покой, которого она так жаждала. Не на короткое время, не в мире снов, а в реальности.

В мире снов, в мире снов.

В мире снов, в мире снов.

В мире снов, в мире снов.

Все надежды и мечты.

Улыбка коснулась губ молодого человека. Он остановился посреди лестничной клетки, где-то между этажами, номера которых он не запомнил. А понять, насколько высоко находилась эта площадка относительно земли по виду из огромного, на всю стену, окна, не удавалось, ведь из-за потоков воды на стёклах, те стали совершенно непрозрачными. Лишь отблески уличных фонарей и небесного светила были способны пробиться сквозь эту густую мутную пелену.

Зато хоть град затих. А, значит, утихли гнев и тревога Броньки.

— Судьба — смешная штука, — задумчиво произнёс Даркен, по привычке перейдя на богемийский. — Нет, я не могу, не получается у меня воспринимать тебя, как богиню, как недостижимое существо, как небожительницу. Я же вижу, что это наносное. Как является наносной вся твоя жестокость. И я снова чувствую себя сволочью.

Он перехватил поудобней ношу, что за время спуска по лестнице немного сползла, из-за чего нести её стало заметно менее удобно.

— Это ведь будет несправедливо, если я, как мы с тобой и планировали, останусь тебе чужим. Ты отрицаешь нужду в других людях, но… не представляю, как так можно жить. Эх… — молодой человек тяжело вздохнул, а затем сокрушённо покачал головой. — А ведь всего несколько часов назад всё казалось не таким сложным. Вот зачем тебе потребовалось проявлять слабость? Я же не железный. Я ведь просто человек. Ёлко, Туна, ты… вы разрываете моё сердце на части, девочки. Бесчеловечно вот так проявлять человечность.