Кир Булычев - Сочинения в трех томах. Том первый. Заповедник для академиков

Яном она называла Алмазова. Ян Янович Алмазов. Конечно же… Она была его любовницей? Или отвергла его любовь?

Айно и Андрей молчали. Они миновали площадь и, завернув за ратушу, вышли на поле, уставленное чучелами в человеческий рост.

Некоторые из чучел упали, утром дул сильный ветер.

Они шли между рядами чучел: с лица — солдаты в немецких касках. У некоторых были нарисованы углем лица. Эти чучела были страшными.

Все меньше встречалось жителей города. Почти все несли с собой доски, бруски или ветошь — каждый думал о морозе ночью и о том, как разжечь костер, несмотря на запреты. Даже если человеку строго-настрого запретили о себе заботиться, он все равно постарается обойти запрет.

За полем манекенов был железнодорожный тупик — здесь кончались рельсы берлинской железной дороги.

В тупике стояли старый паровоз и три вагона с раскрытыми дверями. В паровозе они увидели зэка, незнакомого — бородатого, рыжего, в надвинутой на глаза рваной ушанке. Он жал на рукоятки в кабине и гудел, словно мчался на паровозе. Андрею он помахал, как машут из вагонов стоящим у насыпи грибникам. Андрей обогнул паровоз.

— Осторожнее! — крикнул кто-то без злобы.

Оказалось, что за железнодорожным тупиком была ферма — низкий длинный хлев, перед ним загончики, огражденные брусьями, в загончиках топтали холодную грязь свиньи. Возле стоял толстый мужчина в высоких резиновых сапогах и ватнике.

— Сюда нельзя, — сообщил он. — Я уж сегодня ваших отпугивал.

Оказалось, что в руке у него наган, висит дулом вниз, вдоль бедра.

— Мы не нарушаем, — сказал Андрей, — нам твои свиньи, сам понимаешь, не нужны.

— Свиньи всем нужны. У нас на той неделе хряка увели, ей-богу! Хряк был с быка — а увели. Думали, что ваши, а оказывается, комендатура, на лафете вывезли, не поверишь! Осади назад!

Андрей отступил в сторону, в смешанную со снегом грязь.

— Я на вид добрый, — сказал свинарь. — А так я злой. Если что со свинками случится, я буду в ответе. Сидоренко, напарник мой, при котором хряка увели, он где? Он на общих работах, понимаешь?

— Понимаю.

— Я себя берегу и имущество. Это имущество опытное, понимаешь? Ну и пошли, не оборачивайтесь.

Они пошли дальше, спиной неприятно чувствуя свинаря. Но скоро зашли за штабели леса, видно, оставшегося от строительства и еще не разворованного. Свиноферма исчезла из глаз. Странное место — свиноферма в Берлине.

Но еще большее удивление им пришлось испытать буквально через несколько шагов.

Они попали в зоопарк.

Зоопарк был оформлен как немецкий зверинец, с аркой над входом и немецкими буквами надписью «ZOO». А потом шла двойная шеренга небольших клеток.

— А кассы нет, — сказала Альбина.

— Какой кассы нет? — не понял Айно.

— А где мы купим билет?

Звери встретили посетителей внимательными взглядами, тихим рычанием, иные спешили к решетке, словно соскучились по людям.

Справа в клетке был бурый медведь — он встал на задние лапы у решетки и скреб себя по груди когтями, выпрашивал подачку, слева — пара волков, те остались лежать, только смотрели немигающими желтыми глазами.

Потом была клетка с орлом, клетка с рысью, которая, свесив лапы, спала на диагонально поставленном суку, но неожиданнее и удивительнее всего был тигр; тигр быстро ходил вдоль решетки — пять шагов, поворот, пять шагов в другую сторону — снова поворот… Альбина вдруг испугалась, схватила Андрея за руку. Напротив тигра, вздрагивая каждый раз, когда тот разворачивался, в такой же тесной клетке стояла зебра. Ей, наверное, было холодно.

Короткие ряды клеток завершались обиталищами обыкновенных зверей: с одной стороны — пара лисиц, с другой — песцы. Дорожка уперлась в амбар с высокими раскрытыми дверями. В дверях стоял махонького роста бровастый бородач в казенной лагерной ушанке, но вполне приличном пальто с каракулевым воротником.

— Добрый день, добрый день! — закричал он, словно давно ждал гостей. — Заходите. И я вам должен сказать, что наши дела никуда не годятся.

Он протянул руку и представился сначала Альбине:

— Профессор Семирадский. Свердловский университет.

— Альбина Лордкипанидзе… Только я боюсь, профессор, — догадалась об ошибке Альбина, — что вы ждете кого-то другого. А мы просто так пришли.

— Просто так? — Рука профессора, протянутая к Андрею, замерла в воздухе. — Вы не комиссия?

— Мы не комиссия, — печально произнес Айно, расстраиваясь от того, как горько воспринял эту весть профессор.

— Тогда зачем вы здесь? Ведь поймите же — это народное достояние! Ценнейшее достояние. Я не позволю такого изуверства! Я дойду лично до товарища Ежова…

Профессор начал филиппику на высоких тонах, но голос его с каждым словом становился тише и неувереннее. Он замолчал и, повернувшись, словно забыв об остальных, пошел внутрь амбара.

Они последовали за профессором, потому что он хоть и не приглашал внутрь, но и не запретил войти.

В амбаре было почти темно, только в одном месте сквозь щель в деревянной стене пробивался красный горизонтальный луч солнца…

Слон не стоял, как принято, а лежал на куче ветоши и тряпок, но он увидел, что пришли люди, и, возможно, как и профессор, надеялся на приход какой-то комиссии — он приподнял голову и шевельнул хоботом, упорно глядя на Андрея маленькими слезящимися глазами.

— Вы его не спасете, если не принять немедленных мер, — сказал профессор, словно обращался именно к комиссии по спасению слона. — Но его спасут ведро портвейна, горсть аспирина и, главное, теплое помещение. Ему нельзя лежать — поймите же, если слон лег, то дело плохо! Неужели так трудно понять очевидные вещи?

— Мы заключенные, — сказал Айно. — Мы не можем помочь. Мы никогда не видели портвейна.

— Я понимаю вашу шутку, — откликнулся профессор, — но я не могу находиться рядом с животными, которых так мучают! Здесь же нет отопления, этой ночью был мороз, наверное, градусов в десять. А чем я могу накрыть простуженного слона?

Слон все понимал, он тяжело вздохнул и попытался что-то выговорить хоботом, но только ухнул и захрипел.

— Потерпи немного. — Альбина высвободила пальцы из рук Андрея и подошла к слону. Андрей хотел было остановить ее, но понял, что это будет неправильно.

Альбина присела перед слоном на корточки, а мужчины стояли неподвижно и слушали, как она говорит слону:

— Ты потерпи, еще немного осталось. Ян нас всех убьет, наверное, завтра, зачем ему тратить на нас горячий суп, правда? Ты еще одну ночь потерпи, бедный мой. — Она прижалась щекой к округлой выпуклости слоновьего лба и что-то еще шептала слону, а тот пошевелил грязной, морщинистой задней ногой, стараясь, видно, подняться, но ничего не вышло.

Потом они пошли наружу. У дверей Айно вдруг вспомнил, остановился, стал копаться в кармане брюк.