Алекс Тарн - Хайм

Снаружи люди вступают в брак под влиянием случайных, зачастую эфемерных факторов. Выбор невест и женихов изначально ограничен узким кругом общения, учебы, работы. Получается, что список кандидатов в жены или мужья сформирован отделом кадров твоей конторы или приемной комиссией университета, что нельзя не признать вопиющей нелепостью. Далее включается половое влечение – вещь преходящая по сути своей; оно-то и принимает окончательное решение. Неудивительно, что образовавшиеся пары обречены либо на быстрое расставание, либо на мучительный процесс притирания друг к другу – процесс, неизбежно сопряженный с отказом от сокровенных желаний и идеалов юности, иными словами – с отказом от самого себя.

Появление детей только усугубляет печальную картину отчуждения. Бывает, что поначалу ребенок приносит радость, но и та улетучивается по мере взросления: ведь мало-помалу дети осознают, в какую клоаку они попали по милости любимых родителей. Вполне закономерно, что бедняжки ощущают себя жертвами предательства, превращаясь к подростковому возрасту в чужаков, а то и в самых непримиримых, зачастую беспощадных врагов. Их последующий уход из семьи воспринимается с облегчением, и лишь оно, это облегчение, добавляет сил состарившимся партнерам по несчастью, по трусливому одиночеству вдвоем; лишь оно помогает им кое-как дотащить до могилы оставшиеся унылые годы.

У нас в Хайме всё обстоит совершенно иначе.

Встречаясь с человеком, ты видишь не уродливый плод случайных обстоятельств, а результат свободного выбора. Ты можешь быть уверен: перед тобой тот, кто нравится самому себе, тот, кому нечего скрывать. Он весь как на ладони; единственное темное пятно – это соответствующий ему оператор-снаружист, но снаружист потому и именуется снаружистом, что пребывает снаружи, в стороне от нашего светлого рая.

Эта изначальная открытость служит основой прочного доверия. Люди какое-то время общаются, выясняя и оценивая степень схожести интересов, а затем спокойно принимают решение – разойтись или продолжить. При этом они могут быть уверены, что завтра или через год ничего не изменится, партнеры останутся прежними – и внешне, и внутренне. Ведь люди в Хайме не старятся и не болеют, так что неприятные неожиданности такого рода совершенно исключены.

Детей в Хайме не рожают – с ними знакомятся, подбирая необходимый возраст, характер, способности. Главная и замечательная особенность хаймовских ребятишек заключается в том, что они не растут, навсегда оставаясь именно такими, какими мы желаем их видеть. Нет-нет, если кому-то вдруг захочется перемен, то достаточно заплатить художнику, и тот без проблем обеспечит вам возмужавшего сына или повзрослевшую дочь – ровно настолько, насколько было заказано. Но такие заказы делаются крайне редко, что понятно: детей тут заводят для того, чтобы наслаждаться их обществом, а не для того, чтобы вырастить и расстаться. Семейные очаги Хайма теплятся ровным и спокойным огнем постоянного, а потому абсолютного счастья. Ах, если бы нам удалось еще и преодолеть зависимость от своих снаружистов!..

Не скрою, в своих поисках я вовсю использовал преимущества профессии, просматривая приходившие в газету объявления задолго до того, как они появлялись в разделе «Знакомства». На практике это предоставляло мне право если не «первой ночи», то первого контакта с теми вариантами, которые казались особенно перспективными. Спустя несколько недель, до отказа заполненных перепиской и свиданиями, я наконец встретил их.

Объявление выглядело более чем стандартно, без каких-либо графических изысков, залихватских речевых оборотов и других попыток заинтересовать с первого взгляда. «Женщина (28) и мальчик (5) ищут человека, согласного стать мужем и отцом», – только и всего. Я сказал «стандартно», но теперь возьму это слово назад, потому что стандартный стиль как раз таки подразумевал совершенно иной подход – в частности, обильное использование прилагательных. Обычно писали что-нибудь вроде «красивая молодая спонтанная женщина»… «жизнерадостный очаровательный талантливый ребенок»… «остроумный высокообразованный обеспеченный солидный надежный мужчина…» и так далее. А тут – ни одного эпитета, то есть вообще ни одного, ноль. Это само по себе привлекало внимание, и я написал им, предлагая назначить место и время встречи.

Ответ пришел почти сразу. Женщина – ее звали Трай – соглашалась увидеться, но просила меня избавить ее от необходимости выбирать. «Как я понимаю, – писала она, – такие свидания принято устраивать в кафе или в ресторанах, а мы с Постумом так плохо разбираемся в подобных вопросах, что непременно попадем впросак. Если Вам нетрудно, возьмите выбор места на себя. Пожалуйста. Что-нибудь подходящее для пятилетнего мальчишки – знаете, они любят самые простые вещи: пиццу, гамбургер, чипсы, стакан колы… И еще одна просьба: пусть это будет не слишком поздно. В девять мальчик уже начинает клевать носом».

Я снова и снова читал это письмо, и с каждым разом оно нравилось мне все больше. Женщины, с которыми я переписывался раньше, редко отказывались от выбора места встречи, и по характеру их предпочтений можно было безошибочно определить, стоит ли вообще идти на свидание. К примеру, услышав названия модных рок-клубов и молодежных баров, я под благовидным предлогом отменял встречу. В конце концов, я заводил знакомство не для того, чтобы отплясывать под оглушающую музыку транс. С другой стороны, приглашения в заумный литературный подвал или на симфонический концерт выглядели верными признаками скучного снобизма, которого следовало опасаться едва ли не больше, чем пустопорожнего легкомыслия трясогузок из подростковой тусовки.

Но даже те матери-одиночки, которые выбирали солидные рестораны консервативного типа, никогда не приводили на первую встречу детей, считая их присутствие излишним. Думаю, они полагали, что прежде всего друг другу должны понравиться взрослые, а дети – дело десятое. В принципе, я разделял эту довольно логичную точку зрения, да вот беда – она решительно не нравилась моей снаружистке. Я чувствовал, что для Нее главным в семье был именно ребенок. Видимо, Она давно смирилась с невозможностью завести мужа, но дети, дети… Ей ужасно хотелось детей, этой толстой уродине-заике.

Вот и женщина по имени Трай помещала в центр нашего предполагаемого свидания своего пятилетнего мальчика, его вкусы и интересы, режим его сна. «А что же она сама? – думал я. – Неужели у нее нет никаких личных предпочтений? Неужели вся ее жизнь посвящена исключительно ребенку?»

Мы договорились встретиться в ближайшем к моему дому «Макдональдсе» – дешевой трехцветной едальне с топорными столами и грубо нарисованными гамбургерами. Отчего-то я сильно волновался, пришел намного раньше, чтобы занять столик, и теперь досадовал на себя. Столы в забегаловке хотя и не пустовали, но моментально освобождались за счет быстрого оборота клиентов; здесь никто не задерживался, люди просто заглатывали свою котлету и убегали, и в этой кипучей текучести я выглядел нелепой наседкой, неизвестно для чего рассевшейся на трех стульях сразу. Наверно, поэтому на эти свободные места постоянно покушались, и мне пришлось застолбить свою территорию при помощи трех огромных загодя взятых порций. Каждая из них состояла из чудовищного Биг-Мака, пластикового ведра кока-колы и корзины чипсов размером с холодильник. Все это добро стоило меньше двадцати хайлеров.