Алиса Арчер - Невозвратимое [litres]

К чувству досады примешивалась горечь. В который раз Книжник оказался прав. Никому нельзя доверять полностью. Особенно тем, кто проник в сердце. Едва ли Луццатто догадывался, как ничтожно мало он знал о своем ближайшем помощнике. Он был слишком сосредоточен на себе и утверждении своего господства. Ему нравилось поклонение, смешанное со страхом. Нравилось, что люди пресмыкаются перед ним, льстят ему и добиваются его расположения. Он не мог понять, что Книжнику такая власть была не нужна. И боялся за свое положение. Несчастный старый тупица. А ведь он предлагал Книжнику стать крестным отцом старшему сыну. Доверял ему свою жизнь. А как Мозес радовался, когда родилась Малютка. Для Книжника такой уровень деловых отношений выходил далеко за пределы разумной рациональности. Бессмысленно и непрактично. И надо отдать должное Луццатто, это он понимал. Но никогда не оставлял попыток растопить лед. Для него понятия семьи, братства и партнерства были тесно связаны. Он не раз говорил, что считает Книжника членом семьи, и для него это были не просто слова. Он хотел, чтобы Книжник считал его другом, мечтал поселиться в старости на побережье в соседних домах и наблюдать, как их дети совместно управляют их империей. Никто никогда не относился к Книжнику с таким уважением и благодарностью. И со временем Книжник научился это ценить. Насколько это было для него возможно. Он позволял Луццатто многое из того, за что другие расплачивались жизнью. И помогал достичь высот, о которых итальянец грезил. Среди множества вариантов, учитывающих интересы Луццатто, для Книжника всегда существовал еще один дополнительный вариант. Только для самого себя. И его отношение к другу выражалось в том, что он не использовал этот вариант, пока Луццатто нуждался в его помощи. Он оберегал и хранил семью Луццатто, устранял препятствия, зачастую раньше, чем тот узнавал о них, разбирался с конкурентами и предателями. Про Луццатто говорили, что он отбрасывает слишком большую тень, и лишь немногие знали, что этой тенью был Книжник.

Вяземский осторожно приблизился к постели Книжника. До нынешнего утра он и представить себе не мог, что когда-нибудь будет чувствовать себя таким опустошенным. Он снова не спал всю ночь, организовывая транспортировку Книжника в ЦИА. Порой ему казалось, что время замедлилось и события тянутся невообразимо долго. А иногда все вокруг ускорялось, и он не успевал заметить, куда исчезали следующие десять или пятнадцать минут. В последние дни ему казалось, что он разыгрывает сложную шахматную партию, в которой его противником выступает время. И оно вот-вот поставит ему мат. Он с тоской смотрел на неумолимо движущиеся стрелки часов и ждал, когда проснется Книжник. Светляк настоял, чтобы перед тем, как перевозить преступника, ему ввели новую порцию снотворного, и Вяземский не посмел спорить. Он до сих пор не мог осознать, что его рискованный и внезапный план удался. О том, что ему скажет Бельский, профессор старался не думать. Сейчас главной задачей было убедить Книжника зайти в аномалию.

Что-то подсказывало Вяземскому, что если он просто наставит на этого человека пистолет, то не добьется никакого результата. Да и пистолета у него не было. Профессор решил попытаться схитрить и раздумывал над тем, что скажет Книжнику. Он настолько глубоко погрузился в собственные мысли, что не сразу заметил, как Книжник открыл глаза и уже несколько минут наблюдает за ученым. Вяземский очнулся, внезапно почувствовав жесткий холодный взгляд, от которого почему-то стало не по себе. Он ощутил, как его решительность тает с каждой секундой, что он смотрит в глаза этому человеку. Отступив на несколько шагов назад, профессор торопливо проговорил:

– Я ждал, когда вы придете в себя. Хочу сразу заверить вас, что не имею никакого отношения ни к полиции, ни к иным службам, которые интересуются вами. Я забрал вас из больницы, чтобы предложить вам сделку.

– Кто вы такой? – Книжник приподнялся на руках, подтянулся и сел, не отрывая тяжелого взгляда от отступившего еще на несколько шагов профессора.

– Меня зовут Петр Вяземский. Я директор Центра исследования аномалий, в котором вы сейчас находитесь. К сожалению, у меня крайне мало времени на объяснение моих причин и мотивов. Уже сегодня вечером Бельский обо всем узнает и примчится сюда за вами. Так что, если вы готовы выслушать меня… – Вяземский прервался, увидев, что Книжник поднимается на ноги. Его движения были стремительными и одновременно плавными. Он словно перетекал из одного положения в другое, и внезапно Вяземскому начало казаться, что он совершил чудовищную ошибку. Он ничего не знал о Книжнике, но в это мгновение почувствовал, что находится в одной комнате с убийцей. Он понял, о чем говорил ему Светляк, и почувствовал исходящую от этого человека силу, агрессию и опасность. Он словно оказался в одной клетке с хищным голодным зверем, готовым в любой момент разорвать его на куски. Парализованный нахлынувшим ужасом, он наблюдал, как Книжник прохаживается по комнате, разминая затекшие от долгой неподвижности мышцы. Взгляд успевал выхватить фразы, покрывающие спину и грудь там, где их не скрывали повязки.

«Я знаю многое, и меня мало что интересует» [9] А. Камю. Калигула. .

«Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния» [10] Ж.П. Сартр. Стена. .

«Все старые иллюзии со временем умирают» [11].

«И только действительность никогда не лжет» [12].

«Мне не удастся его обмануть, – устало подумал Вяземский. – Я ничего не могу предложить ему. Никак не могу заставить его подчиниться, и он это знает. Я надеялся предложить ему свободу, но, похоже, он обрел ее, как только открыл глаза».

Он молча смотрел, как Книжник одевается, подходит к окну, затем, не обращая на Вяземского внимания, идет к двери. Бросив взгляд на часы, профессор увидел, что потерял еще полчаса. До вечера оставалось совсем немного времени.

– Прошу вас, остановитесь, – быстро проговорил он. И когда Книжник обернулся, добавил: – Вы не можете просто уйти.

– Отзовите своих людей, – Книжник понял слова Вяземского по-своему. – Иначе они умрут.

– Дело не в этом. Здесь нет никого, кроме нас с вами. Я распустил персонал вчера вечером, чтобы спокойно поговорить.

– В таком случае я ухожу.

– Постойте! Послушайте меня! Бельский все равно вас найдет. Он весь город перевернет, чтобы вас найти. А вы не в том состоянии, чтобы от него скрываться. Я видел кровь на повязках – ваши раны зажили не до конца. Вам нужно время. И я могу дать его вам. Я могу помочь вам скрыться там, где никто никогда вас не найдет.