Анна Семироль - Игрушки дома Баллантайн [litres]

Солдаты гогочут, уводят незадачливого грабителя. Элизабет Баллантайн следует дальше, стараясь выровнять дыхание и унять бешено колотящееся сердце. Ей хочется есть. На Иллюжн-стрит закрыты все магазины, не работает ни одно кафе. Лишь ветер гонит по мостовой обрывки газет.

Удача улыбается ей в лице одинокого булочника с почти пустой корзиной. Элизабет забирает два оставшихся кренделя, продавец называет цену.

– Мистер, это грабеж! – возмущается девушка.

– Увы, мисс, – печально разводит руками булочник. – Сами видите, что сейчас творится. Моя семья пострадала, работаю я один, закупочная цена продуктов на складах выросла.

Элизабет вздыхает, расплачивается и торопится своей дорогой, уминая вкусную сдобу. Время, отстукивают каблучки, вре-мя…

На набережной неожиданно оживленно. Народ переговаривается, что-то обсуждает, лица у всех хмурые. Элизабет непроизвольно прислушивается к разговорам.

– Отвратительное зрелище. Не понимаю тех, кто брал с собой детей.

– Почитаем в утренних газетах! Жажду фотоснимков с близкого расстояния!

– Бесчеловечно… Лучше бы их вывезли на полигон и там…

– Молчи, женщина! Это было лучшее зрелище в моей жизни!

– Мерзавец! Чудовище! – Женщина в черном бархатном платье бьется в руках седого мужчины. – Ты отдал им Эмми! Ненави-и-ижу!!!

Взгляд цепляется за плачущую девочку на руках у сурового отца.

– Бабуля… Там бабуля! Давай вернемся, папочка!

Через Коппер-бридж медленно ползут танки и бульдозеры с громадными щитами вместо ковшей.

– Зачем это? – растерянно спрашивает Элизабет, остановив какого-то прохожего.

– Чтобы не разбегались, – равнодушно отвечают ей. – Хотя зря. Они сами шли. Как стадо овец. И стояли, не рыпаясь, пока их давили.

– Как сигнал пропал, так они и утихли, твари, – ухмыляется краснолицый толстяк со свежим шрамом через щеку.

Элизабет отшатывается прочь, ей не хватает воздуха. Осознание того, что произошло там, на площади, обрушивается на нее.

– Брендон… О господи, Брендон!!!

Гремит под каблуками сердце города. Подобрав юбку, Элизабет бежит через мост к зданию мэрии.

– Куда ты, красавица? – кричат ей. – Там все уже кончилось!

От грохота ползущих танков мутится рассудок. Кто-то хватает Элизабет за руки, она отбивается, уворачивается, расталкивает людей, несется дальше.

– Мисс, нельзя туда! Эй, мисс!

Только налетев грудью на скрещенные перед ней винтовки, Элизабет останавливается. Не устояв на ногах, оседает на землю. Смотрит вперед, не в силах отвести взгляда.

Площадь перед зданием мэрии завалена телами. Раздавленными, искореженными, изорванными тяжелыми танковыми гусеницами. Горы тел. Поблескивают металлические разломы. Смотрят в небо тысячи открытых мертвых глаз. Тишина. Лишь ветер играет прядями волос. Вздрагивает цветок шиповника, приколотый к рваному платью перерожденной, лежащей в нескольких шагах от Элизабет Баллантайн. Руки маленькие, детские. Вместо головы – месиво костных обломков и светлых волос.

Элизабет тихо воет, впившись зубами в кулак. Ее поднимают, отводят в сторону, за угол.

– Мисс, тише, тише. Хлебните-ка из фляги. – Пожилой гвардеец усаживает девушку у стены. – Я вас понимаю. Это страшно. Это несправедливо по отношению к тем, чьи родные сейчас лежат там. Но был приказ императора. Пейте. Во-от, умница. Куда вы шли? Давайте я вас провожу.

Проходит минута, другая, пятая. Элизабет медленно выдыхает. Глоток бренди немного приводит ее в чувство. Она вспоминает, куда и зачем идет. И понимает, что ее Брендон не может быть здесь, на площади. Девушка возвращает гвардейцу флягу, встает. Давит приступ тошноты, пытается улыбнуться.

– Благодарю, капрал. Я дойду. Тут недалеко. Меня ждут. Я шла и просто… просто увидела и…

– Понимаю, милая. Так куда тебе?

– Куин-Мэри-авеню, – отвечает она и уходит, стараясь держать спину прямо.

Врет. Ей всего лишь обойти площадь и спуститься на одну улицу ниже к Фармингтону.

– Берегите себя, мисс! – кричат ей вслед.

Полицейский участок встречает ее тишиной. Три полисмена коротают сумерки за карточными играми и немного оживляются, увидев на пороге девушку.

– Добрый вечер, мисс! Что привело вас к нам?

Элизабет ставит корзинку на шаткий табурет. Приподнимает вуаль, улыбается, стараясь выглядеть дружелюбно.

– Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, джентльмены. Мне надо повидать одного из ваших арестантов.

Голос девушки звучит равнодушно. Полисмены с интересом переглядываются.

– Какого именно, мисс? У нас тут камеры ломятся от всякого рода хулиганья.

– Одного, – повторяет Элизабет. – Особого.

– А-а-а! Ну надо же! А разрешение на свидание у вас имеется?

Элизабет называет фамилию человека в дорогом пальто и добавляет так же равнодушно:

– Я обещала свое содействие.

– Хорошо, мисс. Покажите, что у вас в корзине.

Элизабет выкладывает на стол револьвер с пустой обоймой, бутылку красного вина и сверток с ботинками. Полицейские забирают револьвер, остальное отдают обратно.

– Вино вам, джентльмены, – улыбается девушка.

– Благодарю, мисс, – отвечает, видимо, старший по званию. – Нам запрещено на службе. Пойдемте. Я вас провожу.

Он открывает перед Элизабет тяжелую дверь, ключ цепляет к поясу. Девушка берет корзинку, следует за ним. В голове мерно отщелкивает метроном. Две минуты. У нее всего две минуты.

Они идут вдоль камер, переполненных людьми. Свист, улюлюканье, к девушке отовсюду тянутся руки.

– Мародеры, – бросает полисмен через плечо. – Мелкое хулиганье. Скоро уже места под них не останется.

Поворот. Взять корзину поудобнее. Не бояться. Спокойнее. Дрожащие руки тебя выдадут, Элизабет. Глаза в пол. Не смей плакать. Иди.

– Пришли, мисс. Будете говорить с ним?

Она кивает, прикусив щеку. Подходит к решетке, берется за нее обеими руками. Боится взглянуть, смотрит под ноги. На каменный пол шлепается капля, за ней другая.

– Брендон, – зовет она. Голос дрожит, как заячий хвост.

«Минута, – напоминает внутренний метроном. – У тебя минута, девочка».

Он подходит, накрывает механическими ладонями ее стиснутые кулаки. Она поднимает глаза.

«Не плачь», – шевелит он губами. Глаза счастливые, лицо грязное, от одежды остались одни лохмотья.

– Говори, – просит Элизабет. – Говори со мной.

«Я в порядке, – отвечает он на амслене. – Мне сказали, что ты жива. Это главное. Пожалуйста, не плачь».

«Читай по губам, – беззвучно просит Элизабет, почти прижавшись лицом к решетке. – Продолжай говорить. Я тебя отсюда заберу. Сейчас».

«Я понесу наказание. Заслуженно. И я рад, что ты пришла. Посмотрю на тебя напоследок. Не плачь, Элси. Ты мое счастье. Теперь я могу это сказать. Я больше не боюсь».