Ксения Никольская - Двери открываются [litres]

Речь закончилась, и из толпы прозвучали аплодисменты и одобрительные возгласы. Борис пошёл дальше, куда глаза глядят. По дороге ему встречалось много волонтёров, одетых в парадную светло-синюю государственную форму с повязанными вокруг шеи оранжевыми платками. Они, широко и приветливо улыбаясь, подходили к прохожим и раздавали им разноцветные воздушные шарики – символ Великого Освобождения – которые можно было запустить в небо и наблюдать, как они поднимаются над мирно сверкающими под весенним солнцем крышами. Борис взял один, белый, и долго стоял, раздумывая, где бы лучше отправить его в последний полёт. Вдруг его осенило.

Ноги как будто сами принесли Бориса на холмик рядом с домом, который сейчас выглядел гораздо более привлекательным, чем в начале весны. Светло-зелёная молодая травка почти полностью впитала в себя уродливые мусорные кучи и идеально гармонировала с белоснежными проталинами облаков, кое-где нарушавшими безупречную синеву неба. Борис вспомнил, что двадцать четыре года назад, почти в это же время, он стоял на этом месте, зажмурившись, и, кажется, кричал. Хотя, скорее всего, этот крик был только у него в голове – отчаянный детский крик, задушенный долгим бегом и накатившим ужасом. Боря пытался открыть глаза, но его разум не хотел видеть ничего, кроме чётко отпечатавшейся в нём картины, долгие годы преследовавшей его в ночных и дневных кошмарах. Дедушка – его любимый дедушка, с которым они гуляли, читали книжки, смотрели глупые мультики и смеялись в два голоса, дедушка, который всегда был рядом, и когда Боря разбил коленку, упав с велосипеда, прижимал его голову к своей груди, как будто забирая в себя его боль и обиду, его единственный дедушка – лежал сейчас в их квартире, на затёртом линолеуме, с неестественно вывернутой ногой, а его взгляд, остановленный смертельным выстрелом, был обращён куда-то мимо Бори, мимо бойцов, нарочито громко топавших по комнатам, мимо жизни – в никуда. И Боря побежал из этой уже чужой квартиры, захватив с собой две дорогие ему вещи, и бежал, подгоняемый в спину криками бойцов: «Стой, пацан! Куда? Стой!» до тех пор, пока не выбился из сил, и густой воздух не стал застревать у него в горле. И тогда он остановился на том самом холмике и беззвучно закричал внутрь своего ускользающего рассудка, а за спиной слышались приближающиеся тяжёлые чёрные шаги и голоса бойцов, и вот уже несколько холодных стволов табельного оружия равнодушно смотрят на него своими пустыми глазницами. А потом раздался другой голос: «Отставить! Ребенка живым брать!» Боря поднял глаза к небу. Белый шарик взлетал всё выше и выше, пока полностью не утонул в его мягкой бездонной синеве.

Борис вернулся домой и этим же вечером до беспамятства напился с Егором Семёнычем.

Несмотря ни на что, танк надо было раскрасить. Борис в очередной раз выбрал чёрный, добавил немного синего и совсем чуть-чуть белого. В этот раз, кажется, всё получилось как надо. Он нарисовал на борту танка зайчика с ярко-розовым сердечком в лапках, но решил, что министерство обороны не одобрит такой вольности, и закрасил его вновь смешанным цветом. Потом он стал программировать движения своего рисунка. Борису очень хотелось добавить танку какой-то зловещей мощи, и он заставил гусеницы скрипеть и тяжело позвякивать, в то время как дуло медленно поднималось и крутилось вокруг своей оси. Текст трансляции Катюша уже передала ему этим утром, и оставалось только подобрать правильный голос. Борис ещё раз прослушал слова и решил не делать тембр слишком низким. Он поставил ползунок в среднее положение, и озвучка приобрела какой-то доверительный оттенок. «Дети лучше воспринимают высокие и женские голоса, – подумал Борис, – Они напоминают им маму». Маму Борис помнил плохо, но был уверен, что, если бы она рассказала ему о том, как наши бойцы на фронте доблестно сражаются с вражескими танками, он бы ей, безусловно, поверил.

Как обычно, Катюша отключилась в десять. Комната наполнилась полумраком, но голографические обои давали достаточно света, чтобы спокойно раздеться, разобрать кровать и лечь. Борис достал из-под подушки одну карамельную палочку и с наслаждением засунул её в рот. Через полчаса он уже съел их все, надеясь, что завтра получит от Славика ещё какое-нибудь угощение. Борис подумал, что готов простить соседу его язвительный, но, в общем-то безобидный нрав, если это прощение будет вознаграждено не только бесплатными советами, но и чем-то более материальным. Он пообещал себе, что завтра же начнёт худеть, и с этой мыслью облегчённо заснул.

Трансляцию надо было отправить в первый же интервал для общения, и утром Борису осталось только добавить к ней несколько финальных штрихов. К его огромному счастью, в соседней комнате было тихо, видимо, её жильцы всё ещё спали. Транслятор, как всегда, рассказывал последние новости, содержание которых было уже всем заранее известно. Под его монотонное бубнение Борис тестировал механику танка. Наконец, всё заработало как надо, и можно было формировать сообщение для министерства обороны.

Отправив трансляцию адресату, Борис проверил, нет ли новых заказов, и убедившись, что больше ничего не прислали, решил немного перекусить. Он вдруг вспомнил о съеденной накануне упаковке карамельных палочек и мысленно отругал себя за такую расточительность. Сейчас можно было бы устроить себе отличный завтрак с конфетами и чайным напитком. Борис достал из-под подушки пустую коробку и потряс её, надеясь на то, что там остались хотя бы обломки карамели, которые он не заметил вчера в темноте. В коробке действительно что-то было. Борис просунул палец в надорванное отверстие и подцепил им какой-то маленький прямоугольный предмет подозрительно знакомой формы. Достав его, Борис с удивлением обнаружил у себя в руках микропропуск, который выдавали всем гражданам для открытия дверей в определённое время. Он удивился: кому могло прийти в голову засунуть такое важное устройство в коробку с конфетами, которую запросто могли отдать на утилизацию. Вспомнив, что коробка изначально предназначалась Славику, Борис решил искать ответ у него.

В соседней комнате слышалось какое-до движение. Борис постучал, и движение прекратилось, сменившись несколькими нецензурными выражениями в его адрес. Вскоре на пороге появился Славик, всклокоченный, и с пером для рисования в руке.

– Либо тебя привело сюда что-то очень важное, либо, я тебя убью, и, поверь мне, это не самое страшное, что я могу сделать, – прошипел он вместо приветствия.

– Вот, – Борис протянул соседу пустую коробку.

– О боги!!! – взревел Славик. – Ты проделал этот нелёгкий путь в два с половиной метра, чтобы отдать мне эту наиценнейшую вещь? Борюнчик, дорогой, я дарую тебе этот пустой предмет как символ твоего выдающегося интеллекта.