Ксения Никольская - Двери открываются [litres]

Дроны, как и полагалось, доставили три набора: два первых и один третий, для Бориса. Славик брезгливо вскрыл свою упаковку и с наигранным восторгом воскликнул:

– Анечка! Глянь-ка, что нам привезли!

– Что? – большегрудая Анечка совсем не понимала сарказма и с любопытством стала рыться в пакете.

– Ни-че-го. То же самое дерьмо, что и вчера. И позавчера. Дерьмо в пакете. Дерьмо в кубе. Дерьмо, возведённое в абсолют.

«Сам ты дерьмо в кубе», – подумал Борис и начал разбирать содержимое доставки, но Славик тут же просунул свою голову через его плечо.

– Ммммм, гороооошек… Пища богов и непризнанных гениев. Знаешь, Борис, я тут подумал и решил, что сегодня останусь без ужина. Как сказал один великий человек, не помню уже, кто: «Художник должен быть голодным». Но к тебе это, конечно же, не относится, – и он задорно хлопнул Бориса по свисающему поверх штанов животу. – Поэтому вот, угощайся, сосед. Извини, если что не так.

С этими словами Славик достал из пакета какую-то небольшую коробочку и протянул её Борису.

«Конечно, надо бы похудеть, – подумал он. – Не для Славика, а так, для здоровья. Вроде бывший боец, а так себя запустил». Но упаковка карамельных палочек из первого набора всё равно грела ему душу. Он собирался растянуть её как минимум на пару дней.

Комната Бориса сильно преобразилась по сравнению с той, в которую он въехал десять лет назад. Когда он получил свой первый гонорар, он сразу же, как и собирался, купил новые, улучшенные обои на окна. Установив их, он занялся приведением своего нового жилища в порядок: несколько часов вытирал накопившуюся на мебели пыль и скрупулезно собирал весь мусор, оставшийся от предыдущего жильца. Борис в тайне надеялся найти ещё что-то из своих детских вещей, но под руку не попадалось ничего, кроме обёрток от продуктовых наборов, обрезков проводов и непонятно откуда взявшейся паутины.

В то время, в 2060 году, Борис очень тщательно готовился к своему первому празднованию Дня Великого Освобождения. Он почему-то хотел сам отнести весь этот мусор на свалку, не доверяя его дронам, прилетавшим раз в неделю для сбора и утилизации отходов. На данный момент единственным шансом выйти на улицу было дождаться разблокировки дверей в праздничный день, и вскоре на Портале стал доступен график выхода и прихода, опубликованный в преддверии ежегодных массовых гуляний. Борис обнаружил, что может находиться на улице с трёх часов дня до семи вечера. Он подумал, что ещё успеет поймать немного весеннего тепла и подышать свежим городским воздухом.

В день празднования Великого Освобожднния Егор Семёныч и Юлиана Павловна остались дома, несмотря на то что Портал выделил им два часа для прогулок, с девяти до одиннадцати. «Да чего я там не видел-то? – объяснял Егор Семёныч их решение, – Раньше-то, поди, каждый день гуляли. Нагулялись, значит». И потом, понизив голос, нерешительно продолжал: «Может, это, по сто грамм форнтовых вечерком? За освобождение?» Борису стало вдруг жалко спирта, но отказать старику он не мог. Он решил вечером налить Егор Семёнычу один стаканчик и потом вежливо выпроводить его отмечать праздник с бабкой.

Микропропуск сработал ровно в три часа. Борис сбежал по уже знакомой лестнице, пронзённой пустой шахтой лифта, и наконец, после полутора месяцев маскировочного плена, вышел на улицу. Погода была по-настоящему весенней, и вся грязь, так неприветливо встретившая его в день приезда, уже поросла новой молодой травой. На улицах были люди, не много и не везде, но и это вызывало у Бориса абсолютный детский восторг. Он хотел подойти к каждому из них, поздороваться и вглядеться в их лица, чтобы запомнить и унести с собой в свою одинокую квартиру это весеннее тепло вперемешку с живыми людскими улыбками. Прохожие выглядели ошарашенными, но не подавали виду и неспешно и неуверено передвигались по городу, кто-то один, кто-то в небольшой компании, стараясь не шуметь и готовые при любой малейшей угрозе скрыться в бомбоубежище. Мимо Бориса прошла молодая и очень красивая пара: он – в наглаженной белой рубашке, она – в коротком голубом платье, слишком холодном для этого времени года. Они держались за руки и говорили о чём-то, как вдруг парень посмотрел на устройство контроля времени на своём запястье, потом на навигатор, и с сожалением обнял свою спутницу. Борис понял, что их графики выхода и прихода не совпадали, и одному из них нужно было возвращаться домой. Над их головами вместо птиц пролетали дроны, обеспечивая безопасность и защиту от террористических атак.

Борис не знал, куда идти. У него впервые не было с собой маршрутного листа, потому что по закону два раза в год, в День Великого Освобождения в начале мая и в День Всенародного Голосования в начале сентября граждане могли передвигаться самостоятельно, без саморегистраторов, конечно, не выходя за рамки своего индивидуального графика. Именно поэтому эти дни так ждали все жители Государства: планировали встречи с близкими, разрабатывали маршруты для своих прогулок, заранее готовили праздничную одежду и небольшие подарки и вспоминали истории, которыми они не могли поделиться в интервалы для общения. Борис ничего не готовил и не разрабатывал, и поэтому чувствовал себя одиноким и брошенным на произвол судьбы. Но что-то в лицах проходивших мимо него людей говорило, что они тоже не привыкли к такой неожиданной свободе, и как бы стесняются её. Кто-то, как его соседи, вообще предпочитал провести этот день дома, следя за событиями по транслятору и доверяясь безопасности родных стен.

У Бориса не было ни друзей, ни знакомых, ни близких в этом городе. Он уже давно потерял связь с воспитанниками штаба, а старые боевые товарищи так и остались дослуживать на фронте. Не с кем было встретиться, некого поздравить с праздником, да и он не был уверен, что захотел бы разделить с другими своё долгожданное одиночество. Поэтому он просто бродил по улицам, стараясь не заблудиться в лабиринте родного города. Он заметил, что на многие дома проецировались голограммы с портретом Виктора Правдина, который улыбался каждому проходящему мимо. Борису очень хотелось улыбнуться в ответ, но что-то его останавливало, и он просто проходил мимо под его строгим покровительственным взглядом. По крайней мере, присутствие президента создавало иллюзию спокойствия и безопасности, и от этого на душе у Бориса становилось как-то легко и весело. На площадях транслировали праздничную речь главы государства, и Борис немного запутался в его многочисленных аватарах. То он видел Правдина на одном доме, через минуту – на другом, а в это время в ста метрах раздавался его спокойный и уверенный голос. Борис остановился послушать речь, которая, как обычно, была лаконична и преисполнена уважением к каждому из зрителей. Правдин рассказывал о героических усилиях наших предков по спасению Государства от захватчиков и достижению Великого Освобождения, которое определило будущее нашей планеты на десятилетия вперёд. Он предложил всем склонить головы перед теми, кто отдал свои жизни во имя этой благой цели, и толпа послушно повиновалась его приказу. Потом он призвал всех жителей Союзного Государства сплотиться для достижения ещё одного, не менее значимого, Освобождения, чтобы окончательно и бесповоротно изгнать врага с нашей земли. Он говорил, что сам готов отдать свою жизнь за свободу и процветание Союзного Государства.