Кристофер Прист - Сны об Уэссексе. Фуга для темнеющего острова [сборник litres]

Я сказал, что у нас сломалась машина и что никаких официальных предупреждений мы почему-то не получали.

Полицейские даже слушать меня не стали. Они еще раз повторили, чтобы мы немедленно убрались отсюда. Вскрикнула Салли: один из полицейских открыл заднюю дверь и вытащил девочку из машины. Я попытался вмешаться и получил в лицо кулаком.

Меня прижали к автомобилю и обшарили карманы. Обнаружив в бумажнике преподавательскую карточку, полицейские конфисковали мое удостоверение личности. Я было запротестовал, но без толку.

Изобель и Салли тоже подверглись обыску.

После этого полицейские выкинули наши вещи на дорогу, а запасные канистры с бензином перенесли к себе в багажник. Тут мне вспомнился один репортаж по радио, и я потребовал ордер. И снова никакой реакции от них не последовало.

Нам всучили какую-то бумажку, вроде квитанции. На одной стороне сообщалось, что мое имущество изымается как запрещенное к хранению и перевозке, но по завершении процедуры, описанной на обороте, я могу получить его назад.

На обороте был напечатан только номер телефона и три слова: «Полиция – отдел расследований».

Наконец те двое предупредили: через полчаса они вернутся. Если к тому времени мы никуда не уберемся, то за последствия они не отвечают.

Полицейские направились к своей машине, а я догнал того, кто ударил меня, и что было силы наподдал ему пониже спины. Он споткнулся и упал. Никогда такого со мной еще не было. Внутри все клокотало от страха и адреналина. Напарник того полицейского обернулся и накинулся на меня. Я попытался ударить его кулаком в лицо, но промахнулся. Мельком я разглядел, что на нем минимум трехдневная щетина. Он захватил меня за шею, повалил и, впечатав лицом в землю, стал заламывать мне руку за спиной. Первый тем временем поднялся, подошел к нам и трижды пнул меня под ребра.

На третьем ударе я сумел свободной рукой схватить его за ногу и подержать пару секунд, но он все-таки вывернулся. Я успел заметить, что он обут в обычные белые кроссовки.

У второго на куртке не было ни знаков отличия, ни личного номера. Он отпустил меня, и я упал ничком на дорогу.

После того как они уехали, Изобель помогла мне подняться и усадила на пассажирское сиденье. Потом достала салфетку и утерла у меня кровь.

Когда я наконец немного оправился, мы пошли через поле в направлении, противоположном тому, куда примерно указывали полицейские, сообщая нам про военный мятеж.

Бок болел страшно. Шел я, конечно, сам, но тяжести тащить не мог. Дышалось тоже через силу, и я боялся, как бы мне не переломали ребра. В итоге большие чемоданы несла Изобель, а маленький – Салли. Мне достался приемник. Я включил его, но поймал только одну волну «Би-би-си», на которой не передавали ничего, кроме музыки.

Ни жена, ни дочка не спрашивали у меня, что нам делать дальше. Мы в полной мере осознали, насколько бессильны повлиять на происходящее. Начался дождь, и мы спрятались под деревом на краю поля, испуганные и потерянные. Волна непредсказуемых событий захлестнула нас, и сопротивляться ей мы не могли.

Из «Гардиан» я узнал, что среди населения страны начинают образовываться три большие группы. Поскольку газеты так или иначе формируют мнение своих читателей, общественные перемены, описанные в статье, мне были знакомы.

К первой группе относились люди, которые уже имели неприятный опыт общения с африммами, а также убежденные расисты. Все они безоговорочно поддерживали политику правительства: вылавливать беженцев и массово выдворять их из страны.

Во вторую группу входили те, кто считал, что Великобритания служит всему миру примером толерантности и социальной интеграции, что благодаря развитой промышленности и экономике страна в состоянии приютить многочисленных беженцев, а также что в конечном счете волнения улягутся, иммигранты вольются в британское общество и всем это пойдет только на пользу. Такой точки зрения придерживались ведущие авторы «Гардиан», ее же в течение того вялотекущего периода, когда кризис только начинался, активно продвигала и редакция газеты, хотя основные события освещались вполне объективно.

И, наконец, была третья группа, считавшая, мол, пускай африканцы продолжают прибывать, вооружаются, сбиваются в ополченческие группировки и занимают чужие дома, лишь бы нас это не касалось.

Мое нежелание вмешиваться в происходящее, отчасти подкрепленное поведением жены, игнорировавшей ситуацию, автоматически причисляло меня к третьей группе.

Тем не менее я пытался разобраться, какой позиции придерживаюсь. Внутренне мне хотелось оставаться в стороне, к тому же в тот момент все мои мысли и свободное время занимал бурный роман с девушкой по имени Элоиза, но отчего-то ощущение непричастности стало меня угнетать и в конце концов заставило вступить в проафриммское общество, организованное студентами и моими коллегами по колледжу.

Однако политический и социальный климат в стране не поощрял подобных моральных соображений.

Вскоре после переизбрания кабинет Трегарта ввел массу новых законов, о которых говорилось в его предвыборной программе. В целях эффективной борьбы с так называемыми «ненадежными элементами» полиции разрешили задерживать людей и проводить обыски без объяснения причин. Демонстрации и митинги по политическим вопросам жестко контролировались, а следить за порядком помогали военные.

Тем временем к берегам Великобритании продолжали подплывать суда и лодки с африканцами. Кризис быстро набирал обороты.

После первой волны высадок правительство заявило, что нелегальных иммигрантов будут выдворять из страны, в том числе силой. Это стало причиной Пульского инцидента в Дорсете, где беженцев встречал армейский кордон. Новости о прибытии очередных двух судов просочились в СМИ, из-за чего в Пуле собралось несколько тысяч человек со всей страны. Противостояние закончилось жестоким столкновением военных с гражданскими, но африканцам все-таки дали высадиться.

Впоследствии правительство немного смягчило свою позицию: пойманных нелегалов будут доставлять в больницы, где им окажут необходимую помощь, после чего депортируют.

Радикализации общества способствовало и то, что посредством контрабанды африммы стали получать оружие. По официальной версии, иностранные державы таким образом пытались дестабилизировать обстановку. На самом же деле, внутри страны было немало группировок, стремившихся помогать беженцам. Однако появление вооруженных формирований лишь усиливало раскол.

Все это оказало непосредственное влияние на жизнь простых людей, причем не только в регионах, где орудовали подобные банды. Вскоре последовало разделение в рядах полиции, затем – в войсках и ВВС. Флот сохранил верность действующему правительству. Военный характер разгоравшегося конфликта окончательно закрепился, когда на подмогу к так называемой патриотической армии в качестве консультантов прибыло подразделение американских морпехов, а ООН объявила мобилизацию миротворческих сил.