Бернар Вербер - Империя ангелов [litres]

Вот он!

Я долго ждал этого момента. Он прячет лицо под полями шляпы. Нас не знакомят. Здесь, в роскошном клубе, под суровыми взглядами предков, я опускаюсь в кресло с узорчатой обивкой и смотрю на залитый резким светом стол. Ставки очень велики, но предыдущие победы снабдили меня боеприпасами. Мои партнеры сдаются один за другим, гора их жетонов оседает, и я, наконец, остаюсь один на один с родным отцом. Он играет хорошо.

Я настраиваюсь на волну, для которой нет преград.

– Сколько карт? – спрашивает крупье после сдачи.

– Три.

– А вам?

– Столько же, – произносит мой отец из-под шляпы, не глядя на меня.

У меня к нему куча вопросов, мне нужно узнать, зачем он меня зачал, почему бросил нас с матерью, а главное, почему не попытался меня отыскать.

Мы назначаем ставки:

– Пятьдесят.

– Пятьдесят, и я повышаю до ста.

Я недостаточно сосредоточен и сразу за это расплачиваюсь. Ставка растет, я проигрываю. Отец по-прежнему невозмутим. Он еще ни разу на меня не взглянул. Мне хочется ему сказать: «Я твой сын», но я сдерживаюсь. Новая игра, новый проигрыш. Он одаренный игрок. До меня доходит, что я обязан своими покерными способностями не только Васиной науке, у меня это генетическое. Мой отец – настоящая рептилия. Можно подумать, что ограбление и разгром у него в доме ничуть на него не подействовали.

– Сколько карт?

– Две.

Та же ошибка. То же наказание.

Новая сдача. Я тяжело дышу. Сейчас или никогда! Я ввожу в бой свое непобедимое оружие, главную Васину военную хитрость. Я не переворачиваю свои карты, вообще на них не смотрю, а просто объявляю:

– Сдано.

Наконец-то я добился от него хоть какого-то движения. Он снимает шляпу, я вижу копну седых волос, сначала он гадал, не псих ли я, а теперь гадает, каков мой маневр. В любом случае он не владеет ситуацией. Пришла моя очередь командовать.

Он просит карту. Одна карта – значит, у него две пары и он рассчитывает набрать «полную руку».

Он берет карту и наугад сует ее себе в комплект, чтобы не показать, совпадает ли она с другими. Ни малейшего знака, ни малейшего движения пальцев. Я подключаю свою интуицию. Чувствую, «полной руки» он не набрал.

– Какая ставка?

– Тысяча, – бросает отец, уткнувшись в карты.

Он блефует, хочет со мной покончить. Высоко поднимает планку, чтобы принудить меня струхнуть. Но так как в этой партии я не смотрю в свои карты, отступать мне никак нельзя. Я повышаю цену:

– Тысяча пятьдесят.

Крупье не может не вмешаться:

– Послушайте, вы поднимаете до тысячи пятидесяти, не глядя в свои карты и не меняя ни одной?

– Тысяча пятьдесят.

– Две тысячи, – говорит отец.

– Две тысячи пятьдесят.

– Три тысячи.

Невозмутимо, не подавая вида, что у меня вспотела спина, я продолжаю:

– Три тысячи пятьдесят.

Сумма велика даже для него. Он еще ни разу на меня не взглянул. Такова, как видно, его военная хитрость: создать у противника впечатление, что ему не нужно даже смотреть на него, чтобы выиграть. По-прежнему сидя с опущенной головой, он демонстрирует мне только свои седины. Ему нужно время на размышление. Чувствую, он все-таки поднимет голову, чтобы на меня взглянуть. Но нет, он сдерживается.

– Десять тысяч, – объявляет он с ноткой раздражения.

– Десять тысяч пятьдесят.

Такой кучи денег у меня нет. Если я проиграю эту партию, то потребуются годы, чтобы заплатить долг отцу, который ничего мне не дал.

– Двадцать тысяч.

– Двадцать тысяч пятьдесят.

Наконец-то седая шевелюра колышется, голова приподнимается. Я вижу его глаза. Я смотрю на него в упор. У него такие же роскошные усы, как на том фото, которое я взял себе. Красавцем его не назовешь. У него озабоченный вид. Я пытаюсь понять, что в нем нашла моя мать. Он смотрит на меня, силясь понять. Его серые глаза ровно ничего не выражают.

– Тридцать тысяч.

– Тридцать тысяч пятьдесят.

Вокруг шепчутся. Привлеченные размером наших ставок, игроки из-за соседних столов обступают наш. Шепот перерастает в ропот.

Отец смотрит мне прямо в глаза. Я выдерживаю его взгляд. Не позволяю себе даже подобия улыбки. Сижу весь мокрый. Люди вокруг нас умолкают и перестают дышать.

– Пятьдесят тысяч.

– Пятьдесят тысяч пятьдесят.

Если я проиграю, останется только идти в доноры крови, а то и органов. Надеюсь, мой ангел-хранитель наблюдает за нашей партией с самого начала и не даст мне опростоволоситься. Святой Игорь, на тебя уповаю.

– Сдано? – спрашивает крупье.

– Пятьдесят тысяч пятьдесят, – повторяет за мной отец.

Он больше не поднимает ставку, пик позади, пора показывать карты. Он поворачивает по одной свои. У него пара валетов – только-то. А что у меня? Восьмерка треф. Пиковый туз. Бубновый король. Дама червей. Пока что пусто. Осталось перевернуть последнюю карту.

Зловещая тишина.

Дама треф.

Спасибо, святой Игорь. У меня пара дам! Вася, ты лучший! Я выиграл. С трудом, но выиграл. Обыграл родного отца! Волк сожрал змею. Я, не стесняясь, издаю волчий вой. Никто не пикнет. Меня разбирает смех. Хохочу и не могу остановиться.

Небольшая толпа вокруг нашего стола неприязненно расходится.

Спасибо, святой Игорь. Спасибо, Вася. В очередной раз доказано, что в покере все сводится к психологии. Собственно, в него можно резаться вообще без карт. Я схожу с ума от радости.

Отец не сводит с меня глаз. Он спрашивает себя, кто этот разгромивший его молокосос. Чувствует, что-то здесь нечисто. Все мои гены вопят: «Я – твоя плоть и кровь, ты меня отверг и теперь пожинаешь плоды!»

Я распихиваю по карманам его деньги. Теперь я богат. Вот оно, мое наследство.

Он собирается что-то сказать. Чувствую, этого не избежать. Он задаст мне вопрос. Наклевывается разговор. Я расскажу ему о маме. Но нет. У него дрожат губы. Он уходит, так ничего и не сказав.

Разворачиваю газету и вижу на первой странице новость: Синтия попала в автомобильную аварию. Читаю подробности. Перед машиной перебегала улицу кошка. Водитель ударил по тормозам, чтобы ее не раздавить, и врезался в фонарный столб. Водитель не пострадал, потому что был пристегнут. Синтия пренебрегла этой элементарной предосторожностью и вылетела наружу через лобовое стекло. Ее жизнь вне опасности, но осколки стекла изрезали ей все лицо.

Вечером я праздную это событие с моим агентом. Билли Уоттс преподносит мне сюрприз: знакомит с медиумом Людивин, предсказавшей ему мой успех.

На вид Людивин – вылитая толстуха-крестьянка в летах. Огромные груди, сильный акцент, запах капусты.

Почему ангелы так неразборчивы с теми, через кого к нам обращаются? Загадка. Но раз ее пророчество подтвердилось, я готова ее выслушать.

Она гадает мне по руке. По ее словам, работа манекенщицы для меня лишь этап. Меня ждет актерская слава. И не только. Мне уготована пылкая любовь, какая редко встречается в жизни.