Диана Ва-Шаль - Зарево. Оправдание хаоса

– Одевайся, – тихим, полным сочувствия и сопереживания голосом проговорила Сара, – другого выхода нет. Я сейчас сниму берцы.

Я почти незаметно кивнула. Единственное, что хотя бы как-то могло утешать в сложившейся ситуации – меня не принуждали самой снимать одежду с трупа.

Зайдя за стеллаж, дрожащими руками расстегнула пуговицы на узких джинсах, сбросила туфли, небрежно оттолкнув их от себя… Ноги дрожали; я только в этот момент ощутила в них невероятную слабость и, пошатнувшись, чуть не упала, чудом успев опереться о стену. Я будто подавилась, глотать было невероятно тяжело. Когда начала стягивать джинсы, то похолодевшие пальцы отказывались слушаться.

Настойчивый голос в голове твердил, чтобы я этого не делала. Чтобы осталась в своей одежде, обула лодочки и, взяв в любимой кофейне стаканчик крепкого кофе, ворвалась в солнечный теплый день начала осени, укутанный в разноцветные листья и не омраченный реальностью. Голос убаюкивал, шептал, что все это не взаправду, что мне стоит закрыть глаза, – а потом я проснусь в домашней постели, и по родной квартире будет витать аромат свежего шоколадного бисквита. Открою глаза, и все прошедшие тяжелые годы окажутся лишь сном, а сегодняшний день – лишь завершением кошмара перед пробуждением. Я встану, обниму человека, что был дороже мне моей собственной жизни, и выдохну сдавленно, счастливо, – ведь человека этого я не теряла… Настойчивый голос был до того упоителен, и картина желаемого настолько реальна, что я сползла по стене вниз, давясь собственными слезами.

Мне неодолимо хотелось убежать. Спрятаться, закрыться. Ум мучительно подробно воспроизводил происходящее…

Нет, сегодня я не сдамся. Я обещала, что не сдамся никогда. И если, чтобы идти с горгоновцами, нужно переодеться, то я сделаю это.

Поскуливая и вытирая слезы с лица, я наконец стянула джинсы, откинула их в сторону. На долю секунды замерла, смотря на штаны, и затем начала аккуратно натягивать одну штанину, стараясь думать о чем-то другом… Ткань еще была теплой от тела прежнего владельца. По коже пробежал холодок от омерзения и ужаса ото всего происходящего. Ее тело еще даже не успело остыть.

Наконец-то мне удалось надеть на себя штаны. Пуговицы тяжело застегивались, я была почти уверена, что форма новая. Не в силах сдержать себя, закрыла рот тыльной стороной ладони, и, чтобы не закричать, закусила кожу.

В этот же момент ко мне подошла Сара.

– Это почти закончилось, – как можно мягче сказала она, ставя передо мной высокие берцы на массивной подошве. – Так… А ты журналистом работаешь, верно же? – спросила девушка, садясь на корточки, – А зовут тебя?.. – сразу было понятно, что она старается отвлечь меня. Я сглотнула, садясь на пол и подтягивая к себе ботинки.

– Да, я журналист, – неуверенно ответила, быстро обуваясь, дабы не мучиться долго… Пальцы не слушались и мне все никак не удавалось зашнуровать берцы. Я с остервенением бросила шнурки, обняв себя. – Штефани, – ответила на выдохе, – меня зовут Штефани Шайер.

Девушка тяжело вздохнула, а затем, неожиданно для меня, оперлась коленкой о пол и, наклонившись в мою сторону, ловко затянула шнуровку на теперь уже моих ботинках. Пораженная, я не смогла выдавить из себя ни единого слова.

– Штеф, котик, – я же могу обращаться к тебе "Штеф"?– выдохни и постарайся успокоиться, – военная заглянула мне в глаза, а у меня даже губы дрогнули в легком подобии улыбки, когда она уточнила про форму моего имени, но не про само обращение. – Я понимаю, все это чистый ужас, но сейчас нам нужно поскорее выбраться.

Я нетвердо кивнула.

– Спасибо.

– Обращайся, – подмигнула в ответ Сара и мгновенно поднялась, затем подавая мне руку. Я схватилась за девушку, будто старалась удержаться от падения в пропасть, – меня зовут Сара Кар ани, если угодно. Но лучше просто по имени, договорились?

Подняться было не просто – ноги словно налились свинцом. Трудно было передать, какие чувства клубились в тот момент в моей грудной клетке. Обреченность? Да, можно назвать это и так. Обреченность, опустошенность и неверие.

Когда мы вышли из-за стеллажа, Норман пихнул в мои руки рюкзак, прежде чем выйти к остальным.

– Держи. Ей это уже не нужно, а тебе, может быть, пригодится.

В рюкзаке явно что-то было, но я даже не удосужилась заглянуть вовнутрь, решив, что оставлю это на следующий раз. Или вообще никогда туда не посмотрю. Где-то в душе оставалась надежда, что вот-вот это безумие завершиться. Я была словно не в своем теле. Будто смотрела на мир чужими глазами. Я пыталась убедить себя, что это все фальшь, но…

Тихо гудели лампы. Затхлый душный воздух – кондиционеры не работали. Едкий запах не то гнили, не то сырости доводил до тошнотворного состояния. Постоянно мигал свет, все чаще потухая на большее время.

Я быстро запихнула собственный маленький портфельчик в горгоновский рюкзак, что отдал мне Норман. Может, все еще образумится и вернется на свои места. В любом случае, когда отправимся домой, мне будут нужны документы и телефон… И все то, что у меня еще было в портфеле. Я пыталась верить в лучшее . Пыталась, иначе не могла.

Ожившие мертвые. Невозможно. Глупость, бред, все что угодно, но только не правда.

Старалась не смотреть на тело погибшей. Просто вышла из книжного, как можно скорей, не смотря в ту сторону.

– Ты как? – осторожно спросил Сэм, подойдя ко мне. Я покачала головой, сжав губы и опуская подбородок к груди, мол, не сейчас. Тот понимающе кивнул, – скоро уйдем отсюда. Пока ты… – парень помедлил, – переодевалась, Роберт пытался связаться с другими своими людьми; оказывается, он еще кого-то ждет.

– И? – мысли мои стали точно тягучи; я медленно осмысляла слова Сэма.

– Думаю, что скоро будут здесь, – Сэм попытался подбадривающе улыбнуться. Почему-то к моим глазам подступили слезы, и спазм сжал горло. Я откинула голову назад и быстро заморгала, силясь удержать слезы. На секунду мне показалось, что я услышала чей-то тихий, почти не уловимый крик… Но, наверное, мне все-таки просто показалось. Тряхнула головой, шумно выдыхая через ноздри.

– Надеюсь, всему найдется нормальное объяснение.

– Если бы, – уклончиво проговорил Дорт. Что-то заскрипело, и мы с Сэмом, дрогнув, синхронно обернулись. К счастью, это была просто рация: Роберт достал ее и включил, стараясь поймать сигнал. Сердце мое колотилось так, что, казалось, пробьет грудную клетку и вырвется наружу.

Военные уже вернулись из обхода. Два, четыре, семь. Я всматривалась в их безвольные лица с пустым взглядом; смотрела на осунувшиеся плечи. Я ощущала их боль и их усталость. В один момент, меня тряхнуло каким-то холодом изнутри; я вдруг представила, что они видели этой ночью. Если даже они понесли столько потерь, если уж им страшно , то наше с Сэмом пребывание под землей действительно было даром свыше. Я, наверное, никогда не узнаю о том, что произошло там, наверху, в городе, ночью. По правде говоря, мне и не очень-то хотелось… Хватило тех ужасов, что предстали перед моими глазами тут.