Виктор Колесников - На осколках мира

Господь и этим утром не забыл разбудить Марти Уоррена. Проснувшись два месяца назад, он бы поблагодарил Бога за еще один день жизни, но открыв глаза сегодня, он лишь прошептал: «За что?». Полумрак помещения был неуютным, холодным и сырым. Деревянные доски громким и протяжным скрипом сводили с ума. Одеяло и теплая одежда, с которыми он редко расставался, могли защитить от холода, но были бессильны перед проникающей всюду сыростью. Эти неудобства помощник капитана кое-как терпел, а вот невыносимой оказалась бесконечная болтанка, вызывающая у Марти жуткие симптомы морской болезни. Заключенный в шхуну, ворчавшую без умолку рассохшейся древесиной, напоминавшую ему выжившую из ума старуху, старался засыпать с наступлением темноты. Уснуть кое-как у него получалось. Проснувшись с первыми лучами солнца или намного раньше от боли, холода, голода или мерзкого прикосновения сырости, первое, что навещало помощника капитана после уныния, была тошнота и слабость. Недавно к симптомам добавилась еще и одышка, что было нехарактерным симптомом морской болезни.

Через грязные разводы на стекле в иллюминатор можно было лицезреть живописные виды, но пейзажи не интересовали мужчину. По крайней мере, чашке горячего кофе он обрадовался бы куда больше, чем виду умопомрачительных величественных скал северного берега Норвегии, о которых при первом удобном случае вспоминал капитан Том.

Проявления морской болезни – крайне тяжелое состояние. Этим недомоганием в начале пути страдали все члены экипажа «Лилит», кроме Тома. Марти же, как он сам считал, имел необычный организм, и недуг, вызванный качкой, засыпал только вместе с ним. Его отличительная особенность не просто мешала жить, но и распаляла негодование остальных, ведь часто из-за симптомов Марти мог отлынивать от работы и пропускать вахты. Из-за нехватки людей на учебной шхуне приходилось дежурить каждому.

В начале вынужденного путешествия вахт было три. Когда продукты, требующие суеты на камбузе, подошли к концу, и в трюме осталась та еда, которую можно съесть, просто залив кипятком, вахт стало две, а камбуз превратился в дополнительный склад. Независимо от характера работы, будь то уборка или ремонт в каютах, вахта на палубе или работа на мачте, Марти не мог выполнять ничего, что было нужно капитану, команде и самой шхуне. Два месяца он находится на борту «Лилит» благодаря только лишь тому, что капитан Том Брэдли был его шурином. Их родственная связь не лучшим образом сказывалась на отношениях Марти и экипажа. В первый же день Уоррен стал помощником капитана, не имея ни малейших знаний и навыков в морском деле. Марти прекрасно понимал, что каждый на борту был бы только рад, если бы он покинул корабль как можно быстрее. Причин так полагать было много, но первым поводом стало распределение продуктов. Каждому члену команды приходилось отдавать часть своего пайка человеку, не приносившему пользы. Еще помощник капитана считал, что его недолюбливают из-за выделенного ему места в капитанской каюте. Живущие в кубрике на баке и засыпающие в гамаках, растянутых в три яруса, многое бы отдали за койку на корме. За два месяца каждый заточенный в прогнившую утробу парусника понял, где на «Лилит» находиться легче, а где – совершенно невыносимо.

Экипаж бредил сушей. Порой, собравшись в кают-компании, выжившие только и говорили о том, как они проводили время, когда еще вода не сожрала континенты, похоронив их судьбы и надежду на будущее. Привычный человечеству мир канул в небытие одиннадцатого октября две тысячи двадцать пятого года. Хотя еще зимой Марти и многие считали этот год переломным. Весной на геополитической арене планеты многое изменилось к лучшему. Мировые лидеры приняли решение прекратить бессмысленные войны и объединиться. Была разработана вакцина, способная остановить эпидемию амебиаза, забравшую сотни тысяч детских жизней. Никто не знал истинный характер происхождения эпидемии. Была ли она искусственной или же одноклеточные самостоятельно мутировали до суперубийц. Весь прошлый год ученые безрезультатно бились над вакциной, пока будущее поколение – дети – вымирали на всей Земле. В двадцать пятом году люди во всем мире объединились. Человечество стало крепнуть. В августе казалось, что людской род не остановить. Так это и было. Вражда закончилась. Болезни истреблены, лекарство от рака найдено. Воцарился тотальный мир. Но проснулась природа.

Некоторые ученые выдвигали гипотезы о том, что некие инопланетные силы – сверхразум, наблюдающий за людьми, словно за колонией бактерий в монокуляр микроскопа, – решил, что глобальное изменение в развитии человека как вида неприемлемо и разбудил стихию. Сначала растаял весь лед, словно планету поместили в гигантскую микроволновую печь, затем уровень воды стремительно возрос. Она мощным сокрушающим все и вся потоком истребляла берега, прибрежные города, а потом и страны. Континенты исчезали в океанской толще за считанные дни. В первый день потопа ушла на дно Великобритания. Ни правительство, ни военные не смогли ничего сделать, даже спастись. Одиннадцатое октября было выжжено клеймом в памяти каждого уцелевшего на борту старой шхуны, сравниваемой экипажем с ковчегом Ноя.

В первые недели счастливчики, которым была удостоена честь оказаться на борту «Лилит», наблюдали тысячи тел, дрейфующих между торчащими как рифы верхушками небоскребов. Агата Эванс, внучка Эдварда Лэйна, увидев скопление тел, сопоставила страшное зрелище с такой простой и обыденной тарелкой кукурузных хлопьев в молоке, подаваемых ее мамой перед школой; так много мертвецов плавало на поверхности в начале апокалипсиса. В начале пути, выжившие наблюдали тысячи птиц. Они кружили над шхуной, закрывая небо. Тем людям, кому удалось выжить при штурме воды, ничего не оставалось кроме как подняться на верхние этажи высотных домов, а когда и они погрузились в пучину, горожане перебрались на верхние этажи «Осколка стекла», «22 Бишопгейт» и «Первой Канадской Площади» – самых высоких небоскребов в Лондоне, но и там вода настигла их и не пощадила никого.

Марти многое слышал о жестокой борьбе за жизнь на рукотворных скалах из стекла и стали. Каждый раз проклиная свою жизнь, проснувшись в постели, пропитанной морской водой, капающей из прохудившейся палубы корабля, считал, что участь людей, погибших на небоскребах была куда лучше, чем его. Когда Брэдли умер, и его тело предали воде, многое изменилось. Отношение команды к Марти резко поменялось. Теперь экипаж уже не скрывал своей злобы. «Черт возьми, кэп! Всего два дня тебя нет, а они уже строят планы – как бы избавиться от меня», – подумал он, перед тем как выйти из каюты и присоединиться к завтраку.