Рина Шабанова - Наперегонки с темнотой

– Это ваша дочь, мистер Уилсон?

– Послушайте, мисс… э-э-э, простите?

Зачем-то я сделал вид, будто забыл ее имя. Не знаю, зачем – я прекрасно помнил как ее зовут.

– Дилл. Можно просто Марта, – подсказала она.

– Да, мисс Дилл. Не понимаю, для чего вы приехали. Мне совсем нечего вам рассказать и я не горю желанием стать звездой выпуска новостей. Вы меня понимаете?

Я многозначительно глянул ей в глаза, вполне прозрачно намекая, что интервью не будет и вместе с тем отчего-то мне не хотелось перегибать палку. Что-то в ее открытом, подвижном лице останавливало от настоящей грубости. Меня разозлил их приезд и особенно разозлил оператор, но улыбка ее вызывала необъяснимую симпатию и в некоторой степени даже сочувствие.

В конце концов, она всего лишь выполняет свою работу, да и слишком хорошо мне запомнилось, как отважно она вчера двинулась на Джонсон. Уже за одно это я поневоле испытывал к ней чувство солидарности и уважения.

Тем временем улыбка наконец сошла с ее губ, а узкий подбородок выдвинулся в уже известном мне упрямом жесте. Глядя на меня в упор, она секунд десять молчала, прежде чем с заносчивостью сообщить:

– Джон, возле вашего дома толпа репортеров. Возможно, вы не в курсе, но сегодня утром уже стали звездой всех выпусков новостей. Пока я была там, видела троих своих коллег с других телеканалов и еще как минимум двоих незнакомых мне журналистов. Уверена, совсем скоро они найдут ваше убежище и приедут сюда.

– Какого… – С языка у меня едва не сорвался отборный мат и лишь нежелание выражаться при ней его удержало.

Так и не закончив фразы, я достал из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой и закурил. Марта Дилл неожиданно назвала меня по имени, но я даже не заострил на этом внимания – все оно сосредоточилось на ее словах. Они привели меня в еще больший гнев – убегать от толпы репортеров не входило в мои ближайшие планы.

Пока я обдумывал услышанное, она, пользуясь возникшей паузой, быстро затараторила:

– Послушайте, можете не рассказывать мне кровавых подробностей, но в последние дни происходит что-то, о чем власти умалчивают. И они не просто умалчивают, а скрывают что-то очень важное! Я понимаю, что им не нужна паника, но количество пропавших сегодня увеличилось до пятидесяти человек. Поймите, я всего-навсего хочу в этом разобраться, и если людям угрожает опасность, а она угрожает, я убеждена… – Внезапно она остановилась, сделала глубокий вдох и с чувством выпалила: – Мне кажется, кто-то должен их предупредить!

– Уже пятьдесят? Серьезно?! – с недоверием переспросил я. В последний раз я слушал радио, когда вез Терри в школу, но о таком количестве исчезновений там не было ни слова. – Тогда почему об этом нигде не говорилось? Я не слышал этой цифры в новостях.

– А вы думаете, в новостях говорят обо всем, что происходит на самом деле? – снисходительно усмехнулась она. – Полиция неохотно выдает любую информацию и журналистам каждую мелочь приходится из них чуть ли не зубами выгрызать, поэтому я бы не стала на сто процентов полагаться на то, что говорят и пишут в СМИ. А что касается количества пропавших, об этой цифре объявили всего полчаса назад. Разве вы еще не смотрели последних сводок?

Так как я промолчал, она доверительным тоном продолжила:

– Все эти дни пропадало по несколько человек, а сегодня за одну только ночь сразу восемнадцать. Восемнадцать! – повторила она со значением. – И это лишь те, о ком заявили родственники или друзья. А сколько их на самом деле, не знает никто.

– Ясно, – только и смог выговорить я. – Что ж, мне в любом случае нечего вам рассказать, так что…

– Мистер Уилсон, мы могли бы заранее обсудить темы, на которые вы захотите…

– Простите, ничем не могу вам помочь, – резко прервал я ее дальнейшие уговоры, но поймав полный разочарования взгляд, более мягко прибавил: – Ничего личного, мисс Дилл. До свидания.

Не дожидаясь ответного прощания, я пошел к дверям мастерской, однако она и не думала так просто сдаваться.

– Постойте! – Порывисто преодолев разделяющие нас шаги, неожиданно умоляющим голосом она попросила: – Ответьте только на один вопрос. Пожалуйста! Это не на камеру и не для интервью. Даю слово.

– Что за вопрос? – с неохотой спросил я.

– Те люди, что напали на вас… Они были похожи поведением или внешностью на мужчину с этого видео?

Быстрым движением она выудила из заднего кармана джинсов мобильный телефон, несколько раз ткнула пальцем в экран и передала его мне. Я ожидал увидеть ту же запись, что в прошлое воскресенье показывала Терри или одну из тех, что видел в сети, но включив ее, убедился в обратном.

На экране показалась гадкая рожа, вся изъеденная черными гноящимися пятнами, местами отходящей кожей и красными от полопавшихся сосудов глазами. Ублюдок смотрел в камеру с ужасающей ненавистью, скалился, скрипел и клацал зубами. Выглядел он даже хуже, чем твари, которых я пристрелил.

Человек, ведущий съемку, заикался от испуга, пытался его остановить и отступал назад. Поняв, что это бесполезно, он побежал. Еще с полминуты камера записывала размытое изображение дороги, движения его быстро бегущих ног и звуки сбивчивого дыхания. Перед тем как запись прервалась, послышалась нецензурная брань и возглас: «Что это, черт возьми, было?»

Досмотрев до конца, я быстро взглянул на оператора и убедившись, что он опять не ведет съемку, тихо произнес только одно слово:

– Да.

В ту же секунду зрачки журналистки изумленно расширились, а с губ готов был сорваться целый поток новых вопросов. Пресекая их, я напомнил:

– Вы просили всего об одном вопросе, мисс Дилл…

– Послушайте, Джон, – отмахиваясь от моей попытки остановить ее, зашептала она. – Вы сейчас единственный, кто так близко столкнулся с ними. Только вы можете рассказать, что они такое!

– Я столкнулся с ними не ближе, чем человек с этого видео…

– Да, но он видел его меньше минуты, а потом убежал! А вы напрямую вступили с ними в контакт, стреляли и, как я понимаю, убили! – все еще шептала она. – Вы и только вы можете пролить свет на то, кто они и как действовать при столкновении с ними…

– Я же сказал нет! – во весь голос рявкнул я.

Это прозвучало настолько громко и грубо, что она вздрогнула, после чего резко отшатнулась и несколько раз растерянно моргнула. Судя по всему, мой окрик ее напугал. Проклятье! Вот этого я совсем не хотел.

Она хоть и казалась мне чокнутой, но в данную секунду, стоя передо мной с этой детской растерянностью в глазах, выглядела как несчастная, загнанная в западню дичь. Мне вдруг захотелось извиниться, окончательно с ней распрощаться и наконец уйти, но внезапно она грустно улыбнулась и упавшим голосом проговорила: