Сергей Милушкин - Послание из прошлого

– Теперь я всему поверю… – тихо сказал Виктор, глядя в пол, где не прекращая и даже ускоряясь, продолжала вертеться смертоносная граната.

Звук от ее вращения, от ее трения о пол был настолько ужасным, настолько гнетущим, скребущим за душу, что Виктору хотелось ее пнуть, чтобы отбросить подальше – вон из комнаты, в ту дверь из‑за которой пару минут назад донесся голос супруги доктора.

– Ровно за сутки до случившегося мне приснился сон, – продолжил доктор задумчивым голосом. Глаза его затуманились, он словно смотрел в прошлое, выбирая оттуда по крупицам давно минувшие часы, минуты и секунды и перенося их в настоящее. – Будто я стою над раненым бойцом, пытаясь перевязать разорванную артерию. В этот момент начинается бой – духи как всегда нападают неожиданно, в самый неподходящий момент. Я продолжаю операцию, потому что медлить нельзя. Разведгруппа, в которую входил боец, наткнулась на засаду и была уничтожена. Он остался один. Отстреливаясь, получил тяжелое ранение в ногу – но все же какими‑то неимоверными усилиями ему удалось доползти до кишлака, где мы базировались и предупредить командира. К сожалению, нам не дали времени на передышку и перегруппировку. Через двадцать минут, как он пришел, духи взяли кишлак в плотное кольцо. У нас не было ни единого шанса. Вертушки нужно было вызвать заранее, чтобы они успели долететь. Теперь было уже поздно.

– Господи, – прошептал Виктор. – Вам все это приснилось и вы ничего…

Доктор саркастически скривился.

– И… вы знали, что будет дальше? Что будет эта граната?

– Да. У меня уже раньше случались такие провидческие сны. Когда работаешь в постоянной опасности, все чувства многократно обостряются. В самых напряженных ситуациях, когда жизнь висит на волоске – время сильно замедляется, даже останавливается и тогда… тогда и становится понятно…

– Что? Что понятно?

– Что все это уже было… было, и не раз. И каждый раз, проживая эту ситуацию, я словно бы заново задаю себе вопрос – почему я поступил так, а не иначе? Почему не бросил иглу и зажим и продолжал операцию. Почему не выскочил за дверь или, на худой конец, за угол этой кибитки.

– Почему же? Почему?! – не в силах сдержаться повысил голос Виктор.

Яков Абрамович покачал головой.

– Этот парень… которому я делал операцию, он был в сознании. Он тоже все видел. Когда граната влетела в комнату, он скрежетал зубами от боли – но был в сознании и ясном уме. Наверное, он понял, что сейчас кибитка взлетит на воздух и у нас нет никаких шансов. Он посмотрел прямо мне в глаза и дальше я уже плохо соображал. Боец скатился с кушетки накрыл своим телом эту гранату. Раздался глухой взрыв, его подбросило, ударная волна прокатилась по помещению, осколком мне резануло ногу, но я остался жив.

Доктор замолчал. Виктор видел, как тяжело подымаются и опускаются его плечи.

– Я кинулся к нему, чтобы оказать помощь, но помощь была уже не нужна. Он спас мне жизнь ценою своей.

– Вы… знали об этом? Вы видели это во сне?

– Да…

– И… и… если бы вам выдался шанс все исправить, вы…

– Не знаю. Я бы продолжал оперировать, даже если бы на меня упала атомная бомба…. Боец умер у меня на руках. Но… – Яков Абрамович встрепенулся. Уже перед самой смертью он, едва дыша… сказал, что кто‑то придет. Кто‑то, чей рассказ меня не оставит равнодушным. Когда‑нибудь обязательно придет. И я должен буду помочь этому человеку. Во что бы то ни стало. Потому что от этого зависят наши жизни.

Виктор поднял голову и посмотрел на старого доктора, потом поднялся с кушетки, подошел к книжному шкафу и всмотрелся в старую выцветшую цветную фотографию, сделанную на Полароид. Рядом с высоким импозантным мужчиной, в котором, несомненно, можно было узнать доктора Якова Абрамовича, стоял коренастый плотный молодой человек с автоматом и пулеметными лентами. На его лице с широкой располагающей улыбкой выделялись большие, чуть грустные глаза.

– Папа, – сказал Виктор шепотом. – Но… как?

Доктор повернулся к нему и сказал уже твердым, не терпящим возражения голосом:

– Он сказал, вы знаете, что делать.

2010 год

– Что же я могу сделать? – простонал Виктор, обхватив голову руками. – Я и со своей‑то жизнью ничего поделать не могу… а тут… – он сидел на кушетке, чуть заметно покачиваясь из стороны в сторону. В голове всплывали лагерные картины, серые, безысходные, наполненные болью, разочарованием и мучительным чувством вины – вины перед отцом, героем, отдавшим жизнь за Родину в той далекой войне. А что он? Так бездарно, так…

Доктор неслышно подошел и мягко положил руку на его плечо.

– Не нужно, – сказал он спокойным и каким‑то очень добрым голосом. – Не нужно себя корить. Вы ни в чем не виноваты. Это жизнь. Я бы на вашем месте поступил бы точно также.

– Да что вы знаете? – в сердцах выпалил Виктор. Горячие слезы текли из его глаз и падали на джинсы – стыд вдруг исчез из он рыдал, совершенно не стесняясь и не сдерживаясь.

– Все. Я все знаю, – так же мягко сказал доктор. – Вы же сами мне только что рассказали.

Виктор поднял голову и изумленно посмотрел на старика.

– Вы же сказали, гипноз на меня не действует и ничего не получится.

Доктор пожал плечами.

– То, что случилось недавно, вы очень хорошо помните и рассказали мне чуть ли не дословно: как защищали девушку, как на вас повесили нанесение тяжких телесных повреждений, приведших к смерти. Рассказали про суд, про то, как вас предала девушка, которую вы защищали. Про срок и этап, про колонию, как вам удалось там выжить в последние семь лет… – доктор сделал паузу, потом присел рядом с Виктором на кушетку. – Про маму, которая ждала вас и не встретила… как потом пересмотрели приговор по новым обстоятельствам и как вас выпустили… про найденные магнитофонные плёнки в шкафу и голос, который вы услышали…

Но вы просили пойти еще дальше, вы просили узнать, почему тот мальчик, которым вы были – ничего не помнит. Почему в вашей памяти не осталось и следа от тех событий, будто их и вовсе не было.

Виктор повернулся и посмотрел на доктора. Сердце учащенно билось, будто бы человек, сидящий рядом, подошел к той самой черте, за которой простиралась его Terra Incognita – пропасть, черная и бездонная, но – отнюдь не пустая. Виктор нутром чувствовал, что там, за этой чертой кто‑то есть – кто‑то смотрит на него долгим немигающим взглядом, и взгляд этот отнюдь не добрый. Монстр, спрятавшийся глубоко внутри пещеры поджидал его всякий день и всякий час, в любое мгновение – где бы Виктор не находился, чем бы не занимался, – тяжелое хриплое дыхание жуткого Цербера преследовало его неотступно. Он был на страже детской тайны, ее хранителем и вечным соглядатаем.