Юлиан Егоров - Стаи. Книга 2. Новая Волна

Дурацкой, странной улыбки.

Я сижу и не знаю, что делать,

Ощущениями пьяна я

Слушаю музыку ветра

И музыку странного сна.

Начинаю наружу рваться

Нарастают звуки опять, но

Дрожит мой голос, и пальцы

Неспособны всё передать.

Стихла, будто устав, флейта, скрипка своим резким голоском ещё провожала утихающие ритмы фортепьяно, умолкали тамтамы, и белоснежное зазеркалье снова опустело, отпустив двух лисиц и их провожатую в странный мир, наполненный светом далёких звёзд и стужей вакуума.

Будь в операторских два человека, и бригада дежурных медиков получила бы себе на голову вдвое больше забот и хлопот, а так приводить в чувство пришлось только Сафирову – Хельги всё ни по чём!

Пробой можно было вписывать в учебники, но оба куратора прекрасно понимали, что это не классический случай лёгкого прорыва Океанеса в наш мир – эволэк, вне зависимости от мастерства и опыта, в погружении такого отплясывать не может. Отплясывать в самом прямом смысле слова.

Когда Элан и Афалия с запредельной синхронность поднялись с белоснежного пола, и, подчиняясь не слышной в этой вселенной мелодии, закружились в танце, демонстрирую невероятную пластику и совершенство движений, Марине Евгеньевне от такого зрелища стало плохо. Многоопытного куратора, казалось, уже ни чем удивить невозможно, но сорвиголовы снова продемонстрировали правильность поговорки: ученику часто мешает авторитет тех, кто учит.

И куратору, стремительно бледнея, только и оставалось, что с изумлением смотреть на жуткий беззвучный танец закованных в смоляные костюмы фигуры эволэков. Воздух загустел и кружил голову запахами вина, часы словно сошли с ума, замедлив бег, растягивая каждую секунду, казалось, в вечность, и несчастная женщина медленно опустилась на пол – колени предательски дрожали и уже не держали одеревеневшее тело, а из груди с хрипом рвались не то вдохи и выдохи, не то стоны.

И хотя танец за стеклом не длился бесконечно, а Марина просто невероятным усилием воли сумела под конец взять себя в руки, но эскулапы всё же почтили их пенаты своим присутствием – даже укол пришлось сделать, чтобы сердце не шло в разнос, в унисон с расшалившимися нервами.

– Они оба были тут, – хрипло, но с непоколебимой уверенность заявила Сафирова, глотая один стакан холодной воды за другой вперемешку с таблетками.

– Думаю, ты права, – согласилась Хельга, – А я-то голову ломаю – что за странные всплески эмпатии в их телах? Всё гадала над их периодичностью, а тут, оказывается, это просто наши непоседы почтили нас своим присутствием. Интересненнько.

Она ещё раз окинула взглядом утихомирившихся лицедеев – доведя живого человека до предобморочного состояния, оба эволэка тут же снова улеглись на пол и застыли, словно и не было никого безумства жуткого танца. Аквариум снова окутала тишина – нет больше шёпота почти беззвучной поступи, рисующей на полу безупречные па, не шумят приводами суппорты, танцуя под белоснежным потолком в такт с человеческими телами. Только шёпот свежего воздуха, и мерное дыхание девушки и юноши.

Пройдясь до мусоровода, киборг отправила в утиль приготовленный утренний кофе с молоком: никто толком не знал почему, но молочные продукты на дух не переносили прорывы ментальной вселенной и вмиг теряли все свои замечательные свойства, превращаясь в опасную отраву.

– Неужели их присутствие становиться катализатором всех процессов, – Марина ни как не могла успокоиться, ломая голову над метаморфозами, что происходили у неё прямо на глаза.

Она снова и снова прокручивала запись, и как загнанная волчица металась от одного монитора к другому, пока те, безучастные к её отчаянию, с холодной трезвостью демонстрировали «выступление артистов».

Хельга хоть и не прерывала потуг своей коллеги, но сознавала их бесполезность – она уже проанализировала данные и снова, как и во время сопровождения первого погружения, констатировала собственное бессилие. С точки зрения логики и знаний об устройстве Вселенной она не могла предложить ни единой здравой версии, и осталось только лишь следовать на поводу событий, надеясь, что понимание придёт потом. Всё-таки, у неё есть одно преимущество – вечная жизнь, лишённая многих дорогих сердцу живого человека вещей, но зато бесконечная, как Космос.

Элан не раз и не два высказывал сомнения по поводу возможности перестройки тела эволэка, и кристалл электронного сознания куратора подтверждал правоту этих сомнений, но… Случилось что-то, что заставило подопечных передумать. Вот только что?

Не Книга Вакона – это точно. Сёстры Амидел и Манитса, добровольно ставшие основой алгоритма? Да, возможно, но сама суть процесса кардинальной ломки собственного организма до сих пор осталась тайной за семью печатями, даже Учёный Совет ИБиСа по-прежнему пребывал в неведении. Вот и встал перед Эланом и Афалией вопрос без ответа: как они это сумели? Естественно, всё это подразумевало, что рассказ императрицы – правда, а пара энтузиастов явно верить никому на слово не спешила, пусть этот кто-то и представлял правящую династию Империи Аврора-2…

* * *

«Акула», расцвеченная гирляндой бортовых огней, замерла в готовности, но команды никак не поступало, и два космонавта уже откровенно скучали. Перепроверив по многу раз системы корабля, они уже вынуждены были сами себе придумывать занятия.

Новый день не принёс долгожданных вестей с далёкой планеты, так что, рабочая лошадка грузовых трасс осталась болтаться в космосе между Палладой и Новой Россией, выстроившихся почти точно в одну линию вместе со светилом.

Валера и Денис, дабы скоротать ещё один условный день (в космосе разделение суток на ночь и день всегда условно), устроили себе прогулку на «свежем воздухе».

Под брюхом корабля словно образовался гигантский длинный нарост, обезобразив бузепрочно-стремительный силуэт корабля – ёмкость с рабочим телом атомного двигателя. Именно она и стала объектом пристального внимания этим утром. Больше в «Акуле» проверять особо было нечего, а вот многие километры швов огромного бака давали широкое поле для деятельности. Теоретически, приборы меряют температуру, плотность и давление РТ, и должны сигнализировать об утечке, если таковая есть, но обязательно проводились и визуальные осмотры, просто на всякий случай.

Две закованные в скафандр фигуры, словно крались, скрытые резкой тенью корабля, вдоль бульбы носового обтекателя бака. Неспешно, шаг за шагом, чётко фиксируя ноги на поверхности, позволяя магнитным подошвам плотно присосаться к металлу, они шли вдоль видимого только приборам шва, постепенно подходя к линии терминатора, месту, где могильный холод космоса уступал место испепеляющей жаре безвоздушного пространства.