Петр Хомяков - Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ

А потом сухо промолвила несколько глухим голосом.

– Вполне возможно.

Он не заметил смены ее настроения и продолжал.

– Но тогда может и последние события, когда наши боссы, так резво попередохли, может быть дело рук наших Богов? Почему бы нет?

– Богов, и тех, кто умеет то, что умели они.

– Вот оно что… Интересно, интересно. И тогда моя книга это… – он затруднился с определением, – это…

– Не стоит продолжать, мы поняли друг друга – твердо сказала она, прямо глядя на него.

Ее голубые глаза горели ледяным огнем.

И Буробин вдруг не кстати подумал, что серебристо-лиловый цвет ее волос весьма хорошо подходит к цвету ее глаз.

– Эй, дед, к тебе гости! Зарубежные! – раздалось с улицы.

Старик вышел на крыльцо. Шофер из райцентра открывал дверь перед гостем. Из газика легко вышел подтянутый пожилой господин. Он был одет по-летнему, в серовато-оливковые рубашку и брюки и табачного цвета замшевые туфли на толстой подошве.

– Еле добралсиь до тебя, – продолжал шофер, – в вашей деревне так путано объясняли все.

Старик все так же молча стоял в дверях.

Шофер выгрузил багаж гостя. Спортивную сумку средних размеров и что-то напоминающее небольшой старомодный саквояж.

Гость протянул шоферу деньги. Несколько зеленых бумажек. Тот глянул на них, и несколько ошалело произнес

– С-с-спасибо…

– Как тебя зовут? – вдруг твердо спросил старик гостя по-немецки.

– Ни х…я себе, – встрял уже садящийся в машину шофер. Никогда не думал, что наши старики по-иностранному шпарят.

– Получил деньги, и езжай, – вдруг сказал ему старик с такой непререкаемой властностью, что шофер поежившись, мгновенно оказался за рулем. Взвизгнув покрышками, машина рванула с места.

Гость проводил машину взглядом, и сказал по-русски с легким акцентом.

– Вольфганг, сын Вольфганга.

– Заходи, брат, – посторонился старик, пропуская гостя в дверь.

Они сидели за столом в просторной избе, и пили чай с медом. Казалось, они вели безмолвный диалог. Но, наконец, Вольфганг произнес.

– Пора действовать, Перун.

– Пора, – скупо проронил старик.

– Самолет твоих рук дело? – спросил Вольфганг.

Перун усмехнулся и едва заметно кивнул. А потом спросил.

– А приемник?

– В том-то и дело, что не наших. Но кто-то действует в наших интересах.

– Люди?

– Возможно. Но тогда кто?

– Не знаю.

– И мы не знаем. Но надо узнать.

– Согласен. Однако, чтобы узнать, надо объединить силы. И наши силы, и силы наших людей. Все, время этих кончилось. Наступает наша эра. Эра Водолея.

– Да, пора подниматься на последнюю войну. Курьезно, но они о ней знали. И даже назвали это концом света.

– Это конец света для них, поклонников распятого трупа, наследников этих южных семитских империй. А для нас начало возрождения.

– Тогда, может, угостишь медовухой?

– А что, о делах сегодня больше не будем?

– Ты, прямо, как не русский, – он рассмеялся.

Перун скупо улыбнулся.

– А ты, прямо не как немец. Впрочем, ты прав, долой дела. Гуляем. Наши в городе.

– Будут, Перун, будут. Но дела действительно можно оставить до завтра. Подождем новостей.

– Согласен.

Старик достал из старго шкафчика обвитую паутиной старую бутылку и две стопки. Открыл пробку. Волшебный аромат, в котором смешались запахи всех расцветающих после долгой зимы трав, разлился по комнате.

– С нами Бог! – провозгласил Перун.

– С нами Бог! – ответил ему Вольфганг, сын Вольфганга.

Александров-Москва, 2006