Никас Славич - Слишком взрослая жизнь

– Эй, что вы делаете! – возмутился я. Александра помогала исоргам: перешла от слов к действиям.

Когда меня полностью раздели, АЛ-31 отвлеклась от задуманного – неожиданно прибор заискрил. Свет в подвале замерцал, а затем резко погас. В комнате стало темно. Александра выдернула провод из розетки, а исорги бросились к прибору – устранять возгорание. Искры освещали дальний угол комнаты.

За секунду до происшествия мне опрометчиво развязали руки, рассчитывая, что обниму АЛ-31, тьфу! Я воспользовался моментом, тихонько встал и вышел в соседнее помещение. Там царила тьма, пришлось наощупь двигаться вдоль стены и искать лестницу. Сзади послышался шум – Александра бросила прибор и погналась за мной. Ура, лестница! Я со всех ног рванул наверх.

В здании фабрики творилось нечто невообразимое: лампочки перегорели, а от взорвавшихся аппаратов в помещении начался пожар. Внутри метались люди с вёдрами, плескали водой. Никто не замечал меня в суматохе. Но сзади наверняка исорги – значит, надо ускориться.

Я выскочил голышом на улицу и постарался не обращать внимания, что снег обжёг стопы, а морозный ветер ударил по телу. Бежать, бежать побыстрее!

Вокруг творился сущий кошмар, хотя и в страшном сне я бы не представил столь жуткой катастрофы. На меня, бегущего нагим по снегу, никто не смотрел, потому что любой дом в городе, будь он многоквартирный или частный, охватило жадное пламя. Лишь пара зданий уцелели – видимо, там никто не пользовался электричеством. Люди отчаялись погасить огонь или спасти умалишённых взрослых. Они выскакивали на улицу кто в чём был и бежали прочь от горящего города.

Я воспользовался всеобщей суматохой, три раза сменил направление и вскоре убедился, что погоня отстала. Похоже, в городе сломалась вся автоматика, в том числе та, что открывала ворота перед частными домами. Пришлось мне подтянуться, чтобы перелезть через забор. Я вбежал в дом, чтобы спасти из пожара свои записи (не знаю, почему, но посчитал их очень важными). Эх, зачем мои родители смотрели сегодня визор! Их объяло безудержное пламя. Я отвернулся, чтобы сдержать слёзы, и выбежал из дома. Подтянулся, перемахнул через забор и со всей возможной скоростью помчался к лесу. Я старался идти в том направлении, куда меня пытался привести ворон.

Но если по городу зимой ещё можно более-менее сносно бегать голышом, то по лесу – удовольствие не из приятных. На пути постоянно попадались густые кустарники, их тонкие ветви больно хлестали по телу. Через пять минут безудержного бега грудь и живот покрылись кровоподтёками. Я мчался, почти не глядя под ноги, натыкался горящими от холода ступнями на мелкие сучки, скрытые под сугробами. Боль жуткая! Поневоле пришлось перейти на шаг. Становилось всё холоднее, немилосердный ветер дул в лицо, а босые ноги, по ощущениям, касались не снега, а горящих углей. Тело единственным доступным способом сопротивлялось холоду: температура возрастала. Но долго я так выдержать не мог. Идти становилось всё больнее. Я стиснул зубы и терпел. Через минуту по спине поползли холодные мурашки. Я упрямо шёл, но толком не знал, куда.

Я выдержал ещё минут пятнадцать. А потом споткнулся о выступающий из-под сугроба корень дерева и упал без сил. Последнее, что увидел, прежде чем закрыл глаза – иссечённые и кровоточащие ноги. Ну и ладно! Пусть погибну, но я добился своего: сбежал из ужасного мира, полного лжи, и не стал идиотом.

Тревога набросила покрывало тьмы на душу Милена. Он безостановочно бродил по широкой горнице. В углу тихо потрескивал камин. Ярослава с беспокойством поглядывала на сына. Вскоре она поняла, что терзает его душу, и заботливо произнесла:

– Милен, ты переживаешь за человека из города? Увы, он не дошёл до нас, и мы ничего не противопоставим исоргу.

– Конечно, я беспокоюсь. На вид ему почти двадцать пять лет, но он разумнее остальных. Неужели и он обречён на безумие?

– Увы, видимо, да. Ты прекрасно знаешь, что мы с тобой единственные сохранившие чистый рассудок. Нас окружают города сумасшедших. Увы, если бы не исорги. Они разрушают разум, убивают души.

– Нет, я не имею права просто смириться с этим! Неужели мы ничего не изменим?

– Сынок, ты прекрасно знаешь: сколько ни пытались – ничего не получалось. Мужчину контролирует исорг. Нам нечем сражаться со странной женщиной. Энергия сада мирная, она не предназначена для боёв, пусть и во имя справедливости.

– Точно! Мама, точно! – Милен застыл на месте. Его озарила мысль. – Энергия сада мирная, но разве она не пожелает лучшего для той, что её сродни? Есть идея – освободить солнечную энергию. Она пленённой птицей томится в панелях. О, боги, почему я раньше не подумал об этом! Мы отключим электричество во всём городе, и люди получат шанс сбежать.

– Милен, погоди, мы не знаем, к чему приведёт высвобождение энергии из солнечных панелей.

– Надо хотя бы попытаться! Зачем всю жизнь сидеть в саду и бездействовать?

– Делай, раз решил. Но не забудь об осторожности.

Ярослава улыбнулась и поглядела на сына. Он в очередной раз обогнал её скоростью мысли. Женщина подумала, что стареет, а более молодой и гибкий ум сына решает задачи, ранее ей неподвластные. Но что-то в душе Ярославы предостерегало против поспешных действий, и вскоре выяснилось, что мудрость прожитых лет не менее важна и нужна, чем быстро мыслящий ум молодости.

Сын вышел во двор – в тонкой рубахе, просторных светлых штанах до голени, босой. Он не страшился снега и мороза. Милен обратился душой к энергии сада. Она уловила его желание и отозвалась. Незримая духовная субстанция ощутила страдания заключённой в панелях пленницы-сестры – силы солнечных лучей, – и рванулась, чтобы освободить её. Но энергия в городе слишком долго томилась в неволе, позабыла о том, что разгоняла мрак, развеивала тьму тонкими лучами, пробуждала природу от ночного сна. Солнце потеряло часть себя, пропало в ловушке панелей, установленных на домах.

Через неуловимое мгновение Милен пошатнулся и чуть не упал. Он почувствовал, что две субстанции столкнулись со страшной мощью. Да, побеждала живая сила сада, но из-за борьбы с омертвевшей энергией-рабыней дома в городе загорелись. Солнечные панели взорвались или обесточили здание. Они заискрили; повсюду возникали пожары. Люди ничего не понимали и в панике выбегали из домов в лёгкой, наспех накинутой одежде, позабыв о морозной зиме. Они рвались прочь из воцарившегося огненного ада. Но сотни людей погибли в пламени или в угаре.

Крупные слёзы катились по лицу Милена. Он наблюдал за городом «птичьим» зрением с высоты – подручные вороны парили над городом, чтобы снизиться и привести выживших к саду. Но остальные сгорали заживо; всюду искрило, горело, от жара таял снег.