Марина Ли - Чужая

Не говорили. Я точно знаю, что нет. И пусть мне хочется верить в обратное, это ничего не изменит. Это просто маленькая мышь по кличке Иш всё ещё не умерла внутри меня и надеется на лучшее, впускает свои мягонькие коготки в моё иссушенное предательством и болью сердце и мешает спокойно принять простую истину: не говорили мне о любви. Ни мама, ни дед. Зачем? Они не считали нужным мне о ней даже лгать, потому что, если задуматься, не умели они любить, разве что себя самих…

Но вопреки всей логике ненавидела и боялась я всё-таки не их, а сталкера, что положил конец их жестокому бизнесу. И знаете, его слова в финальной речи главного свидетеля не способствовали моей к нему любви:

– Я знаю, что не все преступники были пойманы, – сказал он, глядя мне прямо в глаза сквозь линзу телекамеры. – Я знаю, что на свободе остались многие из их подручных. Но я клянусь памятью своих предков, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы каждый из них получил наказание.

А я ведь далеко не каждый…

***

– Что ты себе позволяешь, выскочка? – зарычал, по-моему, весь президиум сразу, и я вывались из воспоминаний прямо в неутешительную реальность. Перепуганная, но, к счастью, пока ещё одетая.

– Всего лишь не хочу, чтобы на прелести моей будущей жены пялились всякие мозгоклюи. Разве не понятно? Я сделал выбор. Пусть шаси назовёт своё имя, и я украшу её запястья брачными браслетами рода.

Что?

– Что? – МОЙ сталкер побледнел и сделал шаг вперёд. – По старшинству я должен был выбирать первым.

Да! Да! Выбери меня! Хочу!

– А выберешь вторым, – хохотнул его оппонент и растянул губы в презрительной усмешке. – Потому что с недавних пор ты уже не старший, Нереас.

Нереас! Божественное имя! И так восхитительно ему подходит!

– Пожалуйста! – безмолвно молила я, не сводя просящего взгляда с любви всей своей жизни и не замечая возмущённого шёпота, которым наполнился Зал героев. – Пожалуйста! Ты же такой умный, сделай что-нибудь! Выбери меня.

– Выбери другую, – процедил мой Нереас сквозь зубы и упрямо дёрнул шеей. – Я обратил внимание на эту шаси, как только она вошла, а ты…

– А я её выбрал, – отбрил зеленоглазый.

– Ты пожалеешь. Весь твой гнилой род пожалеет… – прошипел мой (или уже окончательно не мой?) Нереас, но старик-ведущий, внезапно утратив интерес к моей скромной персоне, стукнул маленьким молоточком по медному гонгу, и разлетевшийся по залу звук, отлично замаскировал звон моих разбившихся надежд.

О, нет…

– Мой род будет гордиться мной и моим выбором, – обронило чудовище, укравшее у меня любовь и в два широких шага приблизилось ко мне, набросило мне на плечи куртку, будто боялось, что я, вопреки его желанию, осмелюсь оголиться… И я бы осмелилась, клянусь, если бы хоть на секунду поверила в то, что ракшас отступится, я бы голой кан-кан сплясала на столе председателя Совета…

Если бы поверила.

– Назови своё имя, шаси, – мягко потребовал сталкер. Я в последний раз глянула на прекрасного Нереаса, опустила глаза и упрямо прошептала:

– Не всё ли равно? Разве рабыням без права выбора положено имя?

– Не переживай, я потом придумаю тебе новое, – прошипел он. – А сейчас назови проклятое имя и надень долбаный браслет, пока я не разозлился.

– Шерриханна.

Щелчок браслета, что обхватил моё запястье, в тишине Зала героев прогрохотал оглушающим выстрелом и рикошетом пристрелил призрак моей надежды на свободу.

Глава вторая

– Где твои вещи? – это была первая фраза, которую произнёс мой пока-ещё-не-до-конца-муж, как только мы вышли из Зала героев. Посреди пустого коридора у тяжёлых дубовых дверей мы стояли, такие растерянные, и с недоумением и удивлением рассматривали друг друга. Он – с удивлением и недоумением, я – со скепсисом и совсем чуть-чуть со страхом. – Нам нужно куда-то за ними заехать? В Питомник? Или какое-то другое место?

Невесело ухмыльнувшись, я огладила полы больничной рубахи, которую «воспитательницы» в Отстойнике называли гордым именем «халат». (Будто я в своей жизни халатов не видела, честное слово!)

– Всё своё ношу с собой, – пропела я и для наглядности покружилась на месте. – Хочешь вернуть меня назад? Пока ещё не поздно?

Хиленький огонёк полудохлой надежды загорелся где-то глубоко в моём сердце. Нет, ну а что? Что если он и вправду от меня отречётся? Может, Нереас ещё не сделал своего выбора… Или выбрал кого-то из моих подружек, успев в подробностях рассмотреть все их прелести.

«Дура», – тут же подсказал мне первый внутренний голос, а второй уныло согласился: «Не отречётся».

И правда, вместо того чтобы разозлиться – у моих товарок, в отличие от меня, хоть какой-то личный капитал был – ракшас лишь тряхнул длинной чёрно-красной чёлкой и коротко обронил:

– Нет.

А потом вдруг с шумом втянул в себя воздух через нос, а через рот выдохнул уже ругательство.

– Вот же ж раскудрить твою черешню!

Я задумалась, что бы это могло значить? Это он на меня злится? На ситуацию в целом? Или просто… думает вслух? На всякий случай я вздохнула и сделала виноватый вид. О характере своего мужа я пока знала мало… Ладно, вообще ничего не знала, мы же только что познакомились! Но практика общения с мужчинами «семьи» показывала, что такая тактика безотказно срабатывала в любой ситуации.

А ракшас недовольно нахмурился, почесал переносицу, закатил глаза к потолку, что-то подсчитывая в уме, а потом выдал:

– Тогда остаётся только порадоваться, что мне премию дали.

– А?

– Задержаться в столице придётся, говорю, а я так хотел поскорее домой уехать. Жарко мне тут, понимаешь? Не привык… А ты что больше любишь, зиму или лето?

И улыбнулся так заразительно, что у меня закололо в уголках губ, а мозги размякли как хлебная корка в молоке, и я взяла и брякнула:

– Лето. Я настоящей зимы-то и не видела никогда…

И тут же мысленно отвесила себе затрещину: вот же дура я дура! Нашла с кем откровенничать! Он же меня пополам перекусит и выплюнет. Это я только пока для него то ли жена, то ли новая игрушка, а как узнает получше, так снова стану «отвратительным существом», которое надо изловить и на кол посадить… ну или ещё что сделать, не менее болезненное и смертельное.

– Святые помидоры! Врёшь! – ахнул он, а я опять растерялась, потому что понять этого сталкера было совершенно невозможно. Что за помидоры? С какого боку здесь помидоры? Он зол? Он ругается?..

Морщинки в уголках глаз подсказали, что проклятый ракшас смеётся.

– Нет.

– А снег видела?

– Видела, – буркнуть я буркнула, но уточнять не стала, что только на картинках, да ещё по телевизору, но это уже в Отстойнике. – Слушай, мы так и будем тут стоять или уже пойдём куда-нибудь… твою премию тратить?