Екатерина Широкова - Запрещённые дети

– Спасибо, – Илья выдавил некое подобие улыбки.

– Ты что-то постоянно спасибкаешь, так спасибов на всех не напасёшься! – Эля проводила коротышку слегка торжествующим взглядом и неожиданно ткнула пальцем в грудь долговязого. – А это у нас Дупель.

– А полное имя у Дупеля есть? – Илья растянул улыбку ещё шире, хоть смотрелось ненатурально и он это чувствовал.

– Есть, конечно, – Эля похлопала Дупеля по плечу, – только он его забыл. Ты тоже забудешь, когда тебя вылечат.

– А тебя, значит, всё ещё не вылечили? Ты же назвала своё полное имя.

– Может быть и так. Может, именно меня и не вылечили… – Эля подозрительно легко согласилась и задорно откинула чёлку, мастерски дунув снизу вверх. – Но тебе они обязательно помогут. У меня хорошее предчувствие насчёт тебя, – охранник вдруг встрепенулся и через весь зал упёрся в новенького рентгеновским взором соглядатая, который слышит всё и вся, – вон, как с тобой носятся. Следят!

– А если я не хочу, чтобы меня лечили? – Илья демонстративно повернулся спиной к охране, будто это как-то решало проблему высоких стен с колючей проволокой вокруг приюта, а также вопрос с торчащим из-под куртки охранника металлическим стволом и лентой запасных рожков на брюхе, – Если я хочу, чтобы мама меня забрала?

– Я помню маму! – выпалил Дупель и высоко задрал брови, словно сам удивляясь дерзости своих слов.

– Правда? – сочувственно переспросил Илья.

– Ничего он не помнит, – ответила за длинного Эля, – смотри. Как её звали? – Дупель озадаченно захлопал ресницами. – Какая она была? Высокая, низкая? Что обычно готовила тебе на завтрак? Волосы были стриженые?

– Не… не помню.

– Вот и вся история. Конец.

– А ты помнишь свою маму? – осторожно начал Илья, прощупывая знакомую почву.

– Я? Не-а, – Эля плюхнулась на один из стульев, притулившихся к колонне, – только имя. Своё. И то смутно. Мне хватает, знаешь ли.

Новенький лежал на узкой и незнакомой приютской кровати, ворочаясь с боку на бок, и с предательски колотящимся сердцем смотрел, как по потолку ползёт отсвет от фонаря охранника, делающего ночной обход. Рядом сопел коротышка, филигранно притворяясь спящим и даже дыша в положенном замедленном ритме, а Дупель регулярно вскрикивал во сне что-то неразборчивое, но всё равно жалобное. Охранник уже поднимался по лестнице – луч заметался в углу комнаты, отражаясь от окошек всех других дверей в коридоре, а потом перепрыгнул на противоположную стену и намертво прилип там.

Илья медленно, очень медленно втянул в себя в воздух и как мог задержал дыхание, чтобы его не поймали на том, что он никак не может заснуть после вчерашнего вечернего сеанса «реабилитации» детей. Его самого на сеанс не приглашали, конечно, затолкав в общую спальню раньше остальных и заперев дверь, но Илья не стал послушно лежать на кровати, как ему велели, а припал ухом к замочной скважине, так что услышал он достаточно, чтобы твёрдо планировать побег.

Вчера они ужасно кричали. Звук пробивался через стены и перекрытия и постепенно Илья сообразил, что источник где-то внизу, скорее всего – в подвале, куда вела пожарная лестница и куда, по всей видимости, отвели всех воспитанников приюта, кроме него. Когда крики стихли, а дети, по-стариковски шаркая и толком не разговаривая между собой ввалились в спальню и невозмутимо заняли свои койки, изображая, будто новенького здесь и вовсе нет, Илья попробовал наладить контакт, обратившись сразу ко всем и ни к кому в особенности.

– Что они с вами делают?

Ответом была гробовая тишина, но потом коротышка сбросил с подушки одеяло, как будто собрался спать, не умываясь, и ехидно сообщил:

– А вот завтра и узнаешь, Илюша. Пообщаешься с Доброй Люсей и она тебе назначит хорошую порцию лечения… Или тебя с ходу направят к Мяснику, а тогда… – коротышка не закончил предложение и лёг, не раздеваясь.

– Порцию чего? А Мясник, он хуже или лучше этой вашей Доброй Люси?.. – Илья чуть не порвал одеревеневшими пальцами пододеяльник, но ответа так и не получил. Соседи по палате явно не желали делиться опытом, как будто он был не частью их обречённой группы, а просто временным и скучным одиночкой, который ни за что не задержится здесь надолго, так зачем же прилагать усилия?

И, кто знает, не правы ли они по-своему? Илья точно не будет торчать здесь даже лишнюю секунду.

И вот сейчас охранник, нутром почуяв непорядок, стоял за дверью и напрягал слух. Петли скрипнули и сквозь щёлку полился искусственный свет от фонаря, целенаправленно добравшись именно до его кровати и уткнувшись в смятую под тяжестью головы подушку, а Илья расслабил лоб и немного приоткрыл рот, надеясь, что получилось как надо.

Охранник постоял с минуту, наверняка буравя его ненавидящим взглядом, и успокоенно прикрыл дверь, а Илья не выдержал и выдохнул с облегчением. Охранник ушёл, а коротышка неожиданно повернулся к нему лицом.

– Клёво прикидываешься спящим. Сильно страшно? – спросил он не без издёвки, а Илья с готовностью отбил мяч.

– А мне есть, чего бояться? По-моему, всё выглядит отстойнее некуда.

– Сдурел? Это же приют для запрещённых детей. Здесь тебе не курорт!

– И чего конкретно мне ждать? Что они с вами делают?

– С «вами»? Нет, с нами! Ничего такого, чего они не сделают с тобой. Или ты возомнил себя чистеньким домашним мальчиком, Илюша? Даже не мечтай, что это прокатит. Они тебя сломают.

– А Эля?

– А что Эля? – с физиономии коротышки напрочь исчезло самодовольство.

– Она не выглядит сломанной. Да и ты тоже. Только Дупель какой-то… не такой.

– Ты не понимаешь ни черта, – коротышка хрустнул пальцами.

– Так поделись соображениями! Или тебе просто так нравится доставать других? Тогда отвянь и дай поспать.

– А ты не такой уж рохля, – похвалил коротышка. – меня зовут Коротышка, кстати.

– Отпадное имя.

– Другого нет! – Коротышка осклабился в темноте, сверкнув зубами. – А ты… Завтра, когда тебе будут назначать курс реабилитации… Сделай вид, что ты не черта не помнишь. Максимально.

– Зачем это?

– Ты совсем лох? Затем, что так надо! Не задавай тупых вопросов, если не хочешь потом орать дурниной. Усёк?

Новенький уныло смотрел на поднос с завтраком и жаждал заткнуть уши, чтобы не слышать, как дети бодро скребут оловянными ложками по одинаковым эмалированным мискам, уплетая размазанную тонким слоем жидкую кашу и не поднимая глаз на прогуливающуюся между рядов воспитательницу. Вблизи дурацкая миска как две капли воды походила на ту, из которой у них дома ел подаренный сестрёнке щенок, пока не пропал, так что Илья не мог, просто не мог заставить себя съесть хотя бы пару ложек, чтобы они отстали.

Красивая молодая женщина довольно быстро заметила, что новенький не ест, а лишь для проформы ковыряется в тарелке, и наклонилась над ним, почти доставая до макушки кончиками кудрявых волос.