Ариша Дашковская - Опасный синдром

– Я могу взглянуть на нее.

Миллер кивнула, снова клацнула застежкой и протянула Марии фотографию. Мария узнала себя. Снимок был профессиональный, студийный, но Мария не помнила, когда и кем он был сделан. Мария молча вернула фотографию.

Миллер снова взялась за фотоаппарат, несколько раз щелкнула, просмотрела кадры, удовлетворенно хмыкнула и собралась уходить.

– Вы всё расскажете моему мужу? – уже в спину спросила Мария.

Миллер обернулась:

– Мне жаль, но да. Как женщина я вас понимаю, но это наша работа. Мы не имеем права скрывать факты, – она пожала плечами и улыбнулась так, будто извинялась.

5.2

Сеансы массажа продолжались несколько недель. Мария перестала следить за действиями доктора. Ей было совершенно наплевать, что он делает с ее конечностями. После его ухода Мария закрывала глаза и не открывала до следующего посещения. Если б можно было закрыть их и не открывать никогда. Марии претило быть учительницей, которая едет в бунгало со своим любовником, швыряет в него тарелки, пьет виски с горла бутылки и кадрит первого встречного мужика, а потом возвращается в семью и играет роль добропорядочной матери, всё еще храня на своем теле запах другого мужчины. Этот Натаниэль теперь знает, что его жена наставляла ему рога, стоило только ему отвернуться. Его жена не могла быть Марией

Дни напролет Мария пыталась представить, как выглядят муж и дочь, зацепиться за какую-нибудь знакомую черту, как за спасительную доску в бушующем океане в шторм. Но перед глазами стояли только лица Джефа, Люси и Адама, которые она помнила до мелочей.

Кларку не нравился ее настрой. Его попытки вести с ней беседы разбивались о «я не хочу ни о чем говорить». Как-то он принес ей книгу, которую передал Натаниэль, чтобы оживить ее воспоминания. Книга была старой, с пожелтевшими страницами и потрепанным корешком. Она и пахла, как пахнут старые книги – пылью и сыростью. На ее развороте корявыми буквами, но при этом старательно, была выведена какая-то надпись. Мария положила книгу на тумбочку. Никаких воспоминаний книга не пробудила, а читать она не могла.

Время шло. Ни малейшего прогресса в состоянии Марии не наблюдалось. Кларк подумывал о том, чтобы увеличить дозу препарата. Однако его останавливали побочные действия. Неконтролируемая агрессия, иллюзии, перепады настроения, оглушенность сознания входили в их довольно обширный перечень. Остальное Мария не запомнила.

– Мне всё равно. Делайте что хотите, – ответила Мария на его очередные раздумья вслух и отвернулась, чтобы пресечь дальнейшие рассуждения.

Вероятно, Кларк возлагал на свой препарат слишком большие надежды. Никакого эффекта даже после недели применения в повышенной дозировке Мария не ощутила, разве что при массаже чувствовала тепло от прикосновений Кларка.

Доктор скрывал раздражение, но Мария ощущала его в спертом воздухе палаты.

– Вы давно уже должны были начать ходить и отправиться к своей любимой семье, – сказал он ей как-то. – Проблема не в препарате, а в вашей голове. Вы просто не хотите выходить из больницы. Вы боитесь. Я бы уже давно позволил Натаниэлю забрать вас, но достаток семьи слишком скромен, чтобы обеспечить вам удовлетворительный уход. Им и так пришлось продать дом и перебраться в жилье поскромнее, чтобы оплатить ваше лечение.

Может, он рассчитывал на то, что у Марии проснется совесть, и она откинет простыню и бегом бросится в объятья людей, о которых ничего не знала (и не хотела знать). Но ей было всё равно. Она никого не просила продавать дома и идти на какие-то жертвы ради нее. Ей было бы проще, если б семья забыла о ее существовании. Мария молчала и ждала, когда он наконец уйдет. Но Кларк не уходил, а попытался зайти в своих методах воздействия с другой стороны:

– Мария, все мы люди. Все совершаем ошибки. Начните жить с чистого листа, не важно, какой вы были раньше. Важно, какой хотите стать.

– Можно взять чистый лист, но почерк-то в один миг не изменишь, верно? – печально улыбнулась Мария.

– Главное – желание, – он похлопал ее по руке и ушел.

5.3

Больнее всего по сознанию Марии било ощущение неизбежности. Рано или поздно придется встретиться с теми, кто называет себя ее семьей. Можно было, конечно, строить оптимистичные прогнозы и представлять, что как только она увидит их, в ее сердце, как по волшебству, возникнут теплые чувства. Но она не была оптимисткой. Более того, она совершенно не хотела видеть своего ребенка. Она не могла быть матерью. Тем более такой отвратительной. Как она посмотрит дочери в глаза, зная это? Как посмотрит в глаза мужу-рогоносцу? Ему известно, что произошло в те злополучные выходные в Найеке. Вероятно, полиция уже ознакомила его с материалами дела, и он читал показания Джефа. Он знал о ее изменах гораздо больше, чем она сама. Вина перед мужем давила на Марию неподъемным грузом.

Но было что-то еще. Чувство неправильности происходящего. Вся эта история претила Марии, с ней просто не могло произойти ничего подобного. Ее оболгали. Если бы она услышала от Джефа подтверждение, даже слова о том, как сильно она ему отвратительна, она бы нашла силы последовать совету доктора и начать жизнь с чистого листа.

Мария подумала, что в любой больнице на сестринском посту есть телефон, а кроме него в холле обязательно должен быть телефон для пациентов. Даже в такой дыре. Что-то подсказывало ей, что доктор не позволит ей поговорить с Джефом по мобильному. В случае отказа доктора у нее останется запасной вариант. Но до телефона в коридоре надо как-то добраться. Как там говорил доктор? Нужно только захотеть.

После череды безуспешных попыток Марии удалось пошевелить ступней. Она принялась ерзать пяткой по простыне, подтягивая ногу к себе. От напряжения на лбу проступил пот. Наконец ей удалось обхватить ногу под коленкой и притянуть ее. С удовлетворением она отметила, что лекарство доктора помогло: уродливая сетка кровеносных сосудов практически пропала и чувствительность вернулась. Потом ее взгляд упал на ступню. Ногти с черной каемкой и облупившимся лаком выглядели столь же ужасными, как и на пальцах рук. Пятки растрескались, и в трещины забилась грязь. Для того чтобы довести ноги до такого жуткого состояния нужно было не один день бродить по лесу босиком. Вполне возможно, так и было. Гораздо больше Марию смутила абсолютно гладкая кожа, будто она недавно посетила салон и сделала эпиляцию. Почти год она провела здесь, и если доктор не вооружается по ночам бритвой, о бархатной и нежной коже не могло быть и речи. Решив проверить свою догадку, Мария задрала сорочку и ужаснулась – контуры интимной стрижки были идеальными, никакого намека на отрастающие волосы вокруг. Так не бывает.