Наталия Шитова - Неспящая. Двоедушники

Ещё бы мне не представлять. До сих пор помню непередаваемые ощущения, когда труп Вероники, туго обёрнутый простынёй, принялся дёргаться, как выброшенная на берег рыба.

– Маша от шока просто в ступор впала, так в каморке и осталась в уголке сидеть. А парень, что в изоляторе дежурил, не вынес воскрешения Лазаря и от стресса сорвался. В общем, так никто и не разобрался, кто из нас двоих людей покалечил. Меня им удалось в кухню загнать и запереть там. А его пытались поймать, он на крышу забрался и то ли прыгнул оттуда, то ли сорвался… Там невысоко, в общем-то, но получилось насмерть. К счастью, кроме этого бедняги, трупов больше не было, но раненых очень много…

– Ты ни в чём этом не виноват!

– Я знаю, – спокойно кивнул он. – Я всё давно себе растолковал, по всем правилам.

– И ты сказал, врач посчитал тебя мёртвым. Но ведь ты и на самом деле?..

Никита криво усмехнулся:

– Да, я умер тогда. Как известно, чтобы стать чёрной кикиморой, надо хотя бы ненадолго умереть.

Он вдруг резко поднялся и сел, спустив ноги с дивана.

– Что ты?! – испугалась я.

– Устал лежать, – буркнул он.

Я обхватила его сзади, прижалась к спине.

– А потом, – продолжил он уже почти равнодушно. – Меня неделю держали взаперти, готовили документы к отправке на центральную передержку. А там мне светила первая группа и, в общем-то, конец всему… Маша ко мне не приходила. Я сидел в своей клетушке, ждал отправки – больше от меня ничего не зависело. А потом пришёл начальник интерната, принёс мои документы. В направлении было написано, что меня отправляют обратно в Питер, под надзор местной дружины для освидетельствования на вторую группу. Мало того, мне разрешалось самостоятельно проделать путь из интерната в питерскую дружину. Словно и не было того случая. Нет, случай был, невинное происшествие на выходе из кокона, и оно было описано в бумагах довольно подробно. Но это была выдумка какая-то, обыкновенный подлог. На моё изумление, откуда это взялось, и почему они все это подписали, я получил глумливую усмешку и прямой ответ, что хорошо мне, видимо, крутить любовь с женой большой шишки. Когда меня выпустили в дорогу, я бросился искать Машу. Она поговорила со мной какую-то пару минут. Сказала, что возвращается домой, к мужу. Что всё кончено, и она не может себя заставить забыть то, что случилось. Взяла с меня обещание никогда не пытаться её искать.

– И ты не искал?

– Нет.

Я тоже сползла с дивана, села рядом с ним.

– Но ведь она тебя любила, иначе не вернулась бы к мужу в обмен на подложную справку для тебя. И до сих пор любит, поэтому и обиды эти, и звонки ночные! Никита, это же очевидно, как дважды два!

Он пожал плечами:

– Может быть. А что это меняет?

– А разве не меняет ничего?

Никита печально рассмеялся:

– Хреновая из тебя сваха, Ладка.

– Почему это?

– Ну, подумай, – мрачно отозвался он и, придвинув к себе кроссовки, принялся обуваться.

– Ну, подумала. И не поняла ничего. Так почему?!

– Что ты пытаешься мне внушить? Что я должен сделать шаг навстречу? Должен чем-то ей ответить? – Никита завязал шнурки, разогнулся и посмотрел на меня. – Лада, я футляр-двоедушник, но я не двоеженец.

Я раскрыла рот, но не успела ничего ответить, как он с досадой покачал головой:

– В последнее время ты всё чаще видишь во мне только чёртова придурка Корышева. Будто бы забываешь, что я – нечто более сложное. Я же объяснял: не могу я внутри разделиться! Никогда теперь не смогу! И на ситуацию Никита и Максим смотрят вместе. И им дорого то, что у них есть сейчас.

– Макс не помешал Никите наладить отношения с отцом и братом, почему же он мешает любить эту Марию?

Он тоскливо вздохнул:

– Лада, не ешь мой мозг.

Он встал, я вскочила тоже. И сразу же попала в крепкие объятия.

– Неужели ты думаешь, что если бы Никита был категорически против твоего присутствия в его жизни, – задумчиво проговорил он, тиская меня и слегка покачивая, – у вас с Максом что-то получилось бы сейчас?

– Может, и не получилось бы. Но я уверена, что ты не против.

– Я теперь не представляю, – прошептал он мне в ухо, – как бы я жил сейчас, если бы ты однажды не позвонила в дверь моей квартиры. И я совсем не знаю, что со мной будет, если вдруг я останусь без тебя.

– Я и вообразить не в состоянии, как бы тебе удалось от меня избавиться.

– Вот и я тоже, – засмеялся Никита и поцеловал меня в висок. – Ладно, пойду поищу Эрика. Мне надо серьёзно с ним поговорить.

– В такую рань?

– Да он точно уже встал. А ко мне сегодня Филипп привезёт Павлика, и позже мне будет совсем некогда.

– Ну, хорошо, иди. Я тогда стирку попытаюсь провернуть, пока внизу хотя бы одна маленькая стиралка свободна.

Никита пошёл к двери.

– Слушай, а я не поняла, ты зачем про этого иностранца ввернул? – спросила я ему в спину. – Это вот к чему было?

Он повернулся и развёл руками:

– Да я напрасно его упомянул, он к этому делу не относится.

– Но к чему-то он относится?

Никита пожал плечами:

– Вернулся я тогда домой. Занял у друзей немного денег, снял совершенно жуткую непристойную берлогу, чтобы спокойно дождаться конца процедуры и отбыть в другой интернат. Регламент, как ты знаешь, долгий и нудный. Я даже успел двух надзирателей сменить и понять, что мои ритмы изменились, и я теперь уже за пару дней начинаю чувствовать приближение кокона. И вот тут-то и пришёл он, тот иностранец из делегации. Прямо ко мне на эту съёмную квартиру. Сказал, что у него для меня есть интересное предложение, которое будет выгодно нам обоим… Его звали Райда.

Я только кулаки сжала. Разговоры о Райде у нас были под негласным запретом. С одной стороны, слишком много горя принёс он мне и Максу, а с другой стороны, если бы не его извращённый кодекс чести, в теле Корышева сейчас жили бы не Никита плюс Макс, а Никита плюс Райда. Так что, если бы Райда тогда не погиб, мне стоило бы его сейчас поблагодарить. Если бы я, конечно, успела сделать это до того, как Макс – вместе с Никитой, разумеется – осуществил бы свою вендетту и всё-таки прибил бы Райду.

– Ну, я пошёл! – виновато улыбнулся Никита.

– Ага, за завтраком увидимся.

Он вышел.

«Хреновая сваха…» Не сваха я. Я просто боюсь. Очень боюсь, что эта Маша, неожиданно свалившаяся на нашу голову, всё-таки разбудит в Никите если не давно задавленное чувство, то ностальгию по тому роману. И настанет нам троим очень весёлая жизнь. Никита, конечно, не двоеженец, но кто ж его знает… А я-то вообще получаюсь двоемужница. И мне этого любовного треугольника для счастья хватает. Превращать его в перекошенный ромб нет никакого желания.

Дверь в подвал у нас никогда не запиралась, поэтому я без сомнений набрала охапку одежды побольше, зная, что возиться не придётся: только толкнуть дверь и осторожно спуститься по лестнице.