Константин Шабалдин - Жмот и Жозефина

– Жозефина Корхонен, – позвал Никита Михалыч.

Финка остановилась.

– Вот, – торопливо сказал Председатель и протянул в шестипалой руке флакончик с прозрачной жидкостью. – Как подальше от Кирзачей отойдёшь ты на себя побрызгай.

– Зачем? – спросила Финка.

– Всё зверьё полевое стороной тебя обойдёт. Но на обратную дорогу не подействует, быстро зелье портится, обратной дорогой ты уж сама, как умеешь.

– Спасибо, – сказала Финка и сунула флакончик в карман.

– Поспешай, сержант, – сказал Никита Михалыч и Финка побежала.

И уже прилично отбежав от посёлка, Финка сообразила, что Председатель впервые назвал её просто «сержант». Пока ещё не «Финка», но уже и не «Жозефина Корхонен». Финка вылила на себя пахнущее химией содержимое флакона и побежала ещё быстрей.

Несмотря на внешнюю деловитость, по сути своей Жмот был домоседом и в Поле ходить ему не нравилось. Пропади оно пропадом. Когда б ни нужда в заветных семи тысячах, он бы с удовольствием осел и занялся торгашеством или заделался ростовщиком. Милое дело – открыть комиссионку. С прежних жирных времён у многих в Оазисе болтались по сундукам весьма ценные безделушки, о назначении которых люди даже не догадывались. У самого Жмота в семье долгое время хранилась невзрачная коробка, ей папа чертежи свои маркшейдерские прижимал. А потом зашёл его приятель с работы, инженер, и выяснилось, что это какой–то «роутер» и выкупил его аж за полсотни рублей.

«А ведь нагрел инженер папашу, как пить дать нагрел» – подумал Жмот и, потягиваясь, вышел из пещерки. С пчёлами он вчера намаялся до ломоты в пояснице. Сначала надо было загнать стадо на твёрдый грунт, потом каждое пчелиное копытце обернуть куском разорванного спального мешка и обвязать шнурком. А это сто двадцать копыт! Доценты помогать брезгливо отказались, а ведь Жмот собирался им по-честному отстегнуть за, так сказать, соучастие. Но теперь перебьются. Вон они, чаёк пить изволят. Так что намаялся вчера Жмот, давно так не уставал.

Но зато после пчёлки топали по запёкшейся на полуденном солнце глине не оставляя ни малейших следов. Так в древние времена поступали угонщики скота в дальних странах, а за ними гонялись лихие парни, которых называли «ковбои». Были там ещё «рейнджеры», ребята типа спецназа, как понял Жмот из старинной библиотечной книжки. В ней он всё это и вычитал: про грунт потвёрже да про обёртку на копыта. Какой-то О. Генри книжку написал, спасибо ему, полезный писатель.

Жмот лениво подошёл к костерку, плеснул себе в кружку чаю из котелка.

– Скажите, Жмот, а почему вы «Жмот»? – спросила Таня. – Такие клички обычно за глаза дают, а вы как будто даже гордитесь.

– Горжусь? Нет, вот ещё – усмехнулся Жмот. – И не такой уж я прижимистый, кстати говоря. Но человек сразу понимать должен, что цену себе знаю и обмануть себя не дам.

Жмот со шкворчанием отхлебнул пахнущий дымком чай и захрустел ванильным сухариком. С новыми зубами это было просто наслаждение.

– Не прижимистый говоришь, а с нами вон как торговался, – засмеялся Саша. – С пятисот рублей до двух тысяч гонорар поднял.

– Я и говорю – цену себе знаю.

Жмот выплеснул в костерок остатки чая. Рассиживать было некогда. Предстояло пчёлок из пещеры выгнать, подоить, копыта им размотать и выдвигаться скорым темпом. Но только Жмот поднялся, как Паша жёстко сказал:

– Жмот, потрудитесь объявить наши дальнейшие действия.

– Ну, с пчёлами, ясное дело, в Изгорвол не попрёмся, – сказал Жмот. – Это же понятно. Вернёмся скоренько в Оазис, я через грузовые шлюзы со стадом войду, знаю я там одно место. Вы наружи обождёте. Продам. Вернусь. И пойдём.

– По вашей вине происходит задержка, – непримиримым тоном сказал Паша. – По вашей вине мы оказываемся втянуты в уголовное преступление. Это не может не сказаться на сумме вашего гонорара. Он уменьшается до одной тысячи рублей. Это справедливо.

Жмот скрипнул новыми зубами и, ничего не ответив, ушёл к пчёлам. Кипя злобой, он выдаивал жирное пчелиное молоко прямо на красную глину и с ненавистью отмахивался от летучих пиявок, тучей слетевшихся на сладкое. Нет, денег ему было не жалко. Но как тонко уел его Пашка, как удачно выбрал момент. И ехидная Танина усмешка не осталась незамеченной Жмотом, и как Саша глубокомысленно кивнул, соглашаясь с Пашкиным вердиктом. И ведь прав он был, нечего тут возразить.

Ветер подул в его сторону и до Жмота донеслись обрывки разговора:

Саша: «Зачем ты так? Ведь нам с ним…».

Паша (очень раздражённо): «Ненавижу всех этих алчных собирателей скарба… целую планету просрали и ничему…».

Саша: «Ты слишком строг, он не виноват, что…».

Паша: «… и тогда не будет времени разбираться!».

Таня: «… не самое удачное время?».

О как! «Собирателей скарба». Обязательно надо запомнить. Жмот представил, как он заваливает в «Тополёк» и с порога кричит: «Привет алчным собирателям скарба!». Это будет очень надёжный способ самоубийства.

Закончив возиться с пчёлами, Жмот быстренько покидал в рюкзак барахло, подхватил автомат и сердито спросил у доцентов:

– Готовы?

Хотя можно было и не спрашивать, они давно были готовы, сидели на рюкзаках с оружием в руках.

«На рюкзаках, стволы в руках, доценты – ну их нах», – подумал Жмот и сказал:

– Тогда выдвигаемся. Курс – вон на ту натиформу.

– На что? – не понял Паша.

– На те вон два холма похожих на сиськи, – насмешливо пояснил Жмот и показал рукой. – Вы вперёд, я за вами.

Настроение у него сразу стало просто лучезарнейшим, всё-таки словарный запас великое дело.

От холмов Жмот начал круто забирать влево, чтобы не упереться со стадом в Большой Разлом. Место это было нехорошее, не любили его полярники. Там и на зверьё можно было нарваться, и вообще часто вещи непонятные происходили. Всё было хорошо, доценты пылили впереди, стадо резво ковыляло за Жмотом, но тут он услышал тоненький скулёж. Как будто детёныша домашней коровки покормить забыли, такой же обиженно-обречённый. Повертев головой, Жмот определил направление. Звук доносился прямо со стороны Разлома.

Жмот тихонько свистнул, подавая сигнал доцентам. Те остановились и сразу заняли оборонительную позицию, выставив стволы в три стороны. Молодцы вообще-то.

– Что? – одними губами спросил Саша.

Жмот махнул рукой, дескать, нормально, ждите и осторожно пошёл к Разлому. По мере приближения скулёж усиливался, и теперь полярнику было совершенно очевидно, что доносится он прямо из Разлома. Жмот с тревогой обернулся на стадо. Нормально. Пчёлки благоразумно не попёрлись за ним, щипали травку в отдалении. Чуют они плохие места.

Медленно, прислушиваясь к внутренним ощущениям, чтобы помилуй Поле, не случился любой внезапный перепад состояния организма, Жмот приблизился к самому краю. Тут он увидел привязанный к толстенной берёзе полимерный трос, и ему всё стало понятно. Трос тянулся над Разломом и терялся в туманной дымке. Это значит, какой-то дурак решил так дорогу срезать, не в обход, а по тросу над Разломом перебраться. Не полярник однозначно. Жмот склонился над обрывом и увидел редкую картину – плачущего спецназовца. А то, что спецназовец был женского пола и с нашивками сержанта, придавала картине особую пикантность. Финка ревела в голос, свернувшись калачиком на крошечном выступе. Внизу была пропасть, вверху три метра обрыва и ухмыляющаяся физиономия Жмота.