Константин Шабалдин - Озеро мёртвых слухов

Посвящается экипажу «Меконга».

Никто из живущих уже и не помнит, когда произошла Творческо-Эмпатическая Революция, но все знают: она никого не оставила равнодушным.

Легенда о Последнем из Модераторов.

Мишка Потехин сидел за контрольным терминалом и, не отрываясь, смотрел на тазик. Воды в тазик накапало уже доверху. Пора бы и выливать. Но сегодня Мишка твёрдо решил не делать этого. Какого чёрта?! Почему всегда он? Пусть Фрол хотя бы раз, хотя бы для виду хотя бы что-нибудь сделает для обеспечения жизнедеятельности. Потому что в инструкции так и записано: «Дежурные операторы станции обязаны делать всё необходимое для обеспечения жизнедеятельности станции». Чёрным по белому. Дежурные. А не один дежурный. Понятно, да? Так что, извольте выполнять. Мишка перевёл взгляд на сводчатый потолок. С него капало. Уже двести лет с него капало. А точнее: сто восемьдесят девять лет, три месяца и сколько-то там дней.

Скрипнул шлюз кессона, и в дежурку вошел мокрый Фрол. Он стянул с себя комбез, бросил его на калорифер, молча взял с терминала тазик, и унёс его в санузел. Мишка ухмыльнулся и локтем вытер лужицу на пульте. А то, что при этом он случайно надавил на кнопку экстренной связи, было пофиг. Кнопка экстренной связи не работа уже лет семьдесят. А точнее: семьдесят три года восемь месяцев и, соответственно, сколько там дней. Кому интересно пусть в архивных файлах смотрит.

– И откуда у нас взялось такое могучее чувство ответственности? – как можно язвительней поинтересовался Мишка, когда Фрол вернулся с пустым тазиком и водрузил его на прежнее место.

– Оно проистекает из чувства самосохранения, – дружелюбно ответил Фрол. – Дело в том, что когда вода начинает переливаться через край, а ты не реагируешь, значит выливать воду пришла пора мне. Иначе ты лезешь в драку. Мы уже четыре раза дрались из-за этого чёртова тазика.

– Да? – разочарованно спросил Мишка. – Ничего такого не помню.

– Естественно. Просто ты поудалял эти воспоминания, а я сохранил.

Мишка внимательно рассмотрел застарелый шрам на подбородке у Фрола и спросил:

– Ну и кто кого?

– Когда как, – ответил Фрол, потирая шрам.

– Да, представляю себе, – произнёс Мишка со злорадством. – Слушай, должно быть, это было эпическое зрелище. Жалко, что я удалил. С чего бы?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Фрол. – Гигиена памяти дело интимное.

Да. Гигиена памяти. Почти все из первого поколения вечных или сошли с ума, или покончили с собой. Потому что тогда ещё не была разработана технология гигиены памяти. Чистка каждые пятьдесят лет. Это была мучительная процедура: отрезать от себя ломти личности и понимать, что это навсегда. Но иначе в результате пресыщения информацией неизбежно наступали депрессия, безумие, смерть… При этом технология не позволяла сохранять только радостные воспоминания, а все горести и печали пускать под нож, необходимо было сохранять пропорцию. Мишка когда-то мудрил с программой чистки, но это было так давно, что теперь он и не помнил, чего, собственно, добивался. Впрочем, если интересно, всегда можно заглянуть в архивные файлы.

Фрол уселся за пульт наблюдения рядом с Мишкой и врубил обзорные мониторы.

– Опять будешь за эмпатами подсекать? – ехидно спросил Мишка.

– Буду вести наблюдение, – сказал Фрол.

– Не надоело?

– Нет.

– Слушай, ну что в них такого интересного? Чумазые, наверняка вонючие. Дикие.

– Ага. Они дикие. А мы тут с тобой сидим все такие высококультурные, – пробурчал Фрол, нажав на кнопку старта дронов-амфибий.

Мишка с минуту размышлял, наблюдая за отметками дронов на локаторе, как они сначала всплывают, а потом взлетают, а потом спросил:

– Я так понимаю, что и этот диалог у нас с тобой также не в первый раз происходит?

– Да уж, – усмехнулся Фрол. – Когда-то ты с интересом следил за бытом эмпатов, но тебе быстро наскучило.

– А тебе?

– Мне интересно.

– А почему мне нет?

– Не знаю. Последние полтораста лет, должен сказать, ты слишком часто и тщательно чистишь память. Поэтому я всё меньше про тебя знаю. Знаю только, что сериал «Место встречи изменить нельзя» ты смотрел примерно двадцать тысяч раз. А фильм «Книга про конец света сегодня» примерно тридцать тысяч раз.

– Тридцать тысяч раз?! – изумился Мишка. – С ума можно сойти. Должно быть, мне очень нравится. Как ты сказал? Про конец света сегодня? Пойду, гляну.

– Нет, ты лучше сюда глянь! – почти закричал Фрол. – Нет, я серьёзно, посмотри. У них там реально какая-то фигня творится…

Слухачи всегда завтракали первыми. Так было заведено. Колясик ничего против этого не имел, они и к Озеру тоже всегда первыми отправлялись, а там путь не близкий, тернистый. Но вот дополнительная пайка масла, которую слухачи демонстративно ложками намазывали на хлеб, вызывала в животе у Колясика тревожное бурление, производила в душе адское смятение, будила в мозгу греховные мысли. Не честно это. Озеро на всех поровну даёт, а старшие медиаторы вон как распределяют!

Слухачи отвалили с раздачи, и тут уже Колясик никого вперёд себя не пустил: взял пшёнки, хлеба пайку, ну и масло. А стаканы с чаем к столу приносили дежурные. Чаёк был ничего себе, сладенький, но понятно ведь, что раз сахар по норме положенный не кусками раздают, а сразу на кухне в кипяток сваливают, то непременно уворовывают! Но по-другому нельзя, по-другому сахар быстро превращается в валюту. На него играют, на него спорят, на него покупают барачных шлюх. Из-за него дерутся. Так что лучше уж так.

Слухачи за соседними столами доедали свою двойную пайку, а Колясик размышлял над вечной дилеммой: намазать кусочек масла на хлеб или положить его в кашу? И так, и так вкусно. Вот ведь как хорошо слухачам, у них такой проблемы нет, они одну пайку в кашу, другую на хлеб и трескают вон сидят, ажно вспотели. Хорошо быть слухачём, Колясик бы не отказался. Но карьера слухача ему никак не светила. Нету у него таких способностей. А вот в шепталы вполне можно было податься, ему предлагали.

– Не пихайся, – строго сказал Колясик застольному соседу, канифольщику Митеньке. Митенька в ответ заблочился и Колясик продолжил размышлять.

Шепталы, прощелыги те ещё, тоже пользовались привилегиями: им в неделю набегало по два дополнительных часа сна. Но ведь язык подрезать придётся! Этого Колясик не хотел категорически и поэтому давно смирился со своей незавидной участью вечного нюхача. Зато никогда никакого насморка и шерстяные носки в придачу, и одеяло теплое. Тоже неплохо. А язык себе пусть дураки режут, Колясик не такой.

– Заканчиваем приём пищи, чуварищи, – объявил дежурный старший медиатор и все с новой силой застучали ложками, выскребая из мисок остатки каши.