Сергей Носачев - Спираль

Валентина, положив голову на руки, беззвучно рыдала. Мобильный лежал рядом.

Спрашивать не хотелось. И так понятно – не дозвонилась. К тому же, сейчас опомнятся тетушки. Он-то здесь без году неделю. Да и Валя ему в матери годится.

Виктор поймал взгляд Зои Васильевны и кивнул на плачущую женщину.

– …ну всё, лапуль, давай. Пока, – она повесила трубку. – Валь, ты чего?

Виктору стало неловко. Не так нужно было. На ухо. Но кроме него это никого не беспокоило. Здесь все проблемы решались коллективно. Советское партсобрание. Разве только перед обсуждением не оглашалась повестка дня.

– Светке не могу дозвониться.

Гвалт стих. Все уставились на Валю. Виктор ещё не видел Валентину такой – заплаканная, багровая. Лицо потеряло привычную гармоничность, в нём оголилось что-то интимное – девчоночья растерянность и беззащитность. Виктор покраснел и уткнулся носом в чертежи. Повисла пауза. Валя звонко всхлипнула и огляделась, ища то ли сочувственного взгляда, то ли слов. Но все молчали, потупившись в бумаги.

– Она всегда… так ездит. Сейчас вот должна… не дозвониться…

– А ну перестаньте сейчас же! – Виктор не терпел плачущих женщин.

Он сказал это чересчур резко, и Валя мгновенно встряхнулась и престала завывать.

– Что вы устроили? Чего панику разводить раньше времени? – теперь он говорил чуть мягче. – Сказали же вам – в центре глушат мобильную связь. В котором часу она начинает?

– В девять.

– Накиньте ещё полчаса на панику и толкотню – пока там, пока до работы доберётся, и тогда уже… – Виктор осёкся. – А пока – хватит. День не успел начаться, а уже голова трещит.

Зоя Васильевна кивнула Виктору и накапала Валентине корвалола. Запах мигом разнесся по всему техбюро. Виктор распахнул форточку. Небо было бесконечно спокойным и гладким. Солнце, как ни в чём не бывало, катилось по проторенной борозде. Лёгкий ветер трепал листву на березе. В голове не укладывалось, что в какой-то паре километров тысячи людей носятся в панике, наверняка крича, и боятся всего на свете, и отчаянно пытаются убежать от этого страха; что сотни недвижно ждут, пока их рассуют по пакетам и вытащат на поверхность, будут часами собирать разорванную плоть, чтобы показать безутешным родственникам.

Виктор смахнул муху, прогуливающуюся по его макушке, и вернулся за стол.

– Войны нет, а взрывы. Всё эти чёрные… Устроили демократии свои – вот и получайте! Проститутки, наркотики и чёрт его знает что ещё. Я…

– Татьян Иванна, да замолчи ты Христа ради, пока не огрела чем по голове!

– Что?

– Ни что! Городишь вечно! Вон, чертежи пришли тебе. Вот и работай.

Татьяна Ивановна обиженно уставилась в бумаги. Зоя Васильевна повернулась к Вите и покрутила пальцем у виска: «Совсем старуха поехала». Парень дежурно улыбнулся.

– Да всё хорошо будет, – словно опомнившись, буркнула Татьяна Ивановна. Валя снова расплакалась.

Скоро каждый обложился документами. Громко шелестела бумага. Но работа не ладилась. Все прислушивались к шёпоту приёмника.

Пришло сообщение от Оли. От звука рингтона все вздрогнули. Виктор отключил звук.

– Давай сегодня пива попьём?

– Ок. Где?

– В бильярдной.

Время тянулось медленно. Каждая секунда отдавалась в висках осточертевшей пульсацией, словно кто-то не прикрутил невидимый кран и тот каплет в напряжённой опустошительной тишине.

У Вали трижды звонил телефон. Муж, сын и зять тоже не могли дозвониться до Светы. Валя обрывала разговоры – нечего попусту занимать линию и зря мотать друг другу нервы.

В бюро стало неуютно. «А где в этом городе теперь уютно?» – хмыкнул Витя про себя. Происшествие расколотило скорлупу размеренного течения жизни. Мир стал жестоким и опасным, а люди – голыми, беззащитными.

Тишину нарушали только шумные перелёты мухи, безнаказанно курсировавшей по всему бюро. Раз или два заходили мастера. Говорили шёпотом – отравленный молчанием воздух сдавливал глотки. Уходили быстро, будто сбегали.

Виктор вдруг понял, что совершенно не беспокоится за Валину дочь. Среди его знакомых не было ни победителей лотерей, ни пострадавших в катастрофах. Везунчики и неудачники накрыты одной огромной банкой, в которую не пролезть извне простому смертному, но и оттуда не выбраться. Он хотел поделиться своими мыслями с Валей, но вряд ли такая сомнительная теория её успокоит. Скорее наоборот, она вспомнит всё неудачи, случавшиеся с дочкой с раннего детства, и только глубже убедит себя, что ребёнок погиб. Чёрт. Наверняка, сейчас её воображение раз за разом рисует взрыв, горы искорёженного железа, бетона и трупов, среди которых обязательно лежит её дочь. Мёртвая.

Виктор осторожно посмотрел на Валентину. Та сидела, прикрыв глаза. Под веками метались зрачки.

Подумать только – в её голове сейчас проигрываются десятки сценариев смерти собственного ребёнка. Света, разорванная взрывом в вагоне, теперь просто сгорала в нём, но вот она же, снова в огне, но уже на платформе, моментально превращавшейся в эскалатор, кишевший перепуганной толпой, в панке затаптывающей оступившуюся девушку… Виктор тряхнул головой, отгоняя слишком уж живые образы. Не хотелось бы сейчас оказаться на Валином месте. Его родные жили в другом городе.

Всё-таки, взрыв в метро – неоправданная жестокость. Сейчас люди слишком много путешествуют, и можно ненароком убить кого-то из своих родных и друзей. Кем надо быть, чтобы решиться на подобное?

Пухлые пальцы Елены крутанули верньер.

«…Представитель МВД заявил, что этот взрыв – не случайность. По предварительным данным две террористки-смертницы, ехавшие в голове и хвосте состава…»

Что-то в этой фразе зацепило. Зачем? Почему эти смертницы решили устроить теракт? Раньше понятно. Но война уже давно закончилась. С чего вдруг теперь? И каждый раз власти что-то ужесточают – и в прошлый раз, и в позапрошлый. Уже рамки на каждом шагу, менты везде. Что ещё они ужесточат? Да и как вообще случились предыдущие два взрыва? Ведь и тогда войны уже не было… Во всём этом была какая-то фальшь.

У Вали зазвонил телефон. Елена тут же выкрутила звук на минимум, и вместе с диктором заглушила всё бюро. Муха гулко пересекла комнату и примостилась на стопке чертежей на столе Зои Васильевны.

Валя снова рыдала. За рёвом невозможно было разобрать слов. На том конце дочь, видимо, пыталась её успокоить.

Напряжение мигом спало. Валя повесила трубку и продолжа плакать, не обращая внимания на окружившие её «Хорошо, что всё хорошо!» и «Ну вот, зря тряслась!» Громче остальных верещала Татьяна Ивановна.

Раздался громкий хлопок. Все разом обернулись на Зою Васильевну.

– Достала, тварина. Все утро жи-жи-жи, жи-жи-жи, – она стряхнула со стола прибитую муху.