Валя Худякова - Мгновения

– Я запущу, а ты пока…

Он кивает мне.

– … глаза прикрой.

– Окей.

Послушно опускаю веки. Мадс ворочается, устраиваясь поудобнее в мягких подушках дивана, а потом тоже затихает. Я, от нечего делать, гадаю, как он теперь выглядит. Скорее всего закинул ногу на ногу, растянулся и скрестил руки за головой. Его мягкая светлая рубашка вылезла из-за пояса, а между концов брючин и кромкой обуви появилась яркая, смешная полоса носок.

– Спасибо за помощь.

Он знает, что я говорю не только о Системе.

– Да, не за что…

Чувствую, он улыбается.

– Эх… На самом деле, иногда приятно вспомнить старое время.

Я не уверен, что он имеет в виду: свои первые годы на службе Архитектора или, быть может, то самое «старое» время маминой фотокамеры (чем черт не шутит, у Мадса столько тайн, что я уже привык ничему не удивляться), поэтому переспрашиваю.

– Это, когда ты с Системой работал или … ?

– Ага, – Мадс хихикает, шутливо возмущаясь. – И какие еще «или», Юрген?! Ты что забыл, мы почти ровесники.

Это правда. Мы оба родились в эпоху Системы. Я смеюсь, лукаво прищурясь.

– Ну, мало ли…

На периферии, прорываясь сквозь черно-фиолетовый занавес век, заполненный яркими, белесо-неоновыми полосами, рамами и точками – причудливыми артефактами отрезанного от мира зрения, вдруг загорается крохотный оранжевый огонек. Все загрузилось.

Я открываю глаза. Пару раз моргаю, привыкая к свету. Экраны приглушенно пульсируют и мерцают, приветствуя меня, а Мадс, как и предполагалось, развалился на диване во весь свой внушительный рост. Система работает – прямо над его головой в воздухе парит довольный, свернувшийся калачиком трехмерный симпатяга – кот.

– И как?

Интересуется он, чуть выгнув вопросительной дугой свои широкие, густые, отливающий медью брови.

– Кот отличный! Где взял?

– Ха-х. Секрет.

Он опускает руки на колени, рубашка волной сползает вниз по его телу, скрещивает пальцы в замок и разворачивается ко мне.

– Кстати, посмотрел твои отчеты. Технических проблем нет, однако…

Взгляд голубых глаз становится чуть более серьезным и выразительным.

– Ты сильно переживал. Видимо, из-за этого случались какие-то неполадки с нейроинтерфейсом, ему тяжко работать в подобных условиях.

– Так и думал.

Я улыбаюсь, но, если честно, мысленно не хочу соглашаться с ним. И, кажется, Мадс догадывается, однако предпочитает не спорить.

– Ну, в общем, теперь должно стать лучше.

Заключает он.

– Да. Надеюсь.

Киваю я.

Экраны синхронно загораются. Тяжелые разговоры закончены, обязательные дела сделаны, так что теперь в нашем распоряжении весь остаток этого чудесного вечера. И уж мы-то с Мадсом всегда найдем, чем его занять.

Встреча

Бодро шаркая ногами, я спускаюсь по извилистой дорожке укрытого в плотный ковер травы невысокого холма. Тропинка задорно петляет из одного края в другой вдоль коротко подстриженного пологого склона, отчетливо выделяясь коричневато-охристой лентой на его изумрудно-зеленом покрове. То тут, то там в сопровождении приглушенного шлейфа из шорохов и легких постукиваний, вырываясь из-под упругой подошвы моих ботинок, торопливо кувыркаясь и подскакивая в прозрачном воздухе, скатываются вниз овально-круглые камешки гальки. Над головой светит белое солнце. Я тороплюсь, на скамейке у подножья холма меня ждет Марта.

Ее стройная фигура в удлиненном джемпере и простых, чуть мешковатых брюках, одна рука на колене, другая, упираясь в спинку скамьи, поддерживает склоненную голову, кажется обездвиженной и застывшей. Так что даже без подсказок Системы я понимаю, она опять над чем-то работает.

Спускаясь вниз к ней, невольно думаю, что бы сказать. Однако она успевает первой.

– Привет, Юрген!

Вполоборота, на лице широкая улыбка, а глаза горят теплым, ненавязчивым восторгом, чуть затуманенным и рассеянным – это зрение еще не отвыкло от Системы.

– Привет, Марта…

Я наклоняюсь и легко касаюсь губами ее мягкой, бархатистой щеки. А затем плюхаюсь рядом на нагретую лучами солнца скамейку. Спрашиваю.

– Чем занята?

Знаю, она рада будет поделиться.

– Да, так. Понравился вид, решила сделать набросок. Вот, смотри…

Она замолкает, проходит секунда и перед глазами всплывает картинка.

– М-м-м… Круто! Правда, Марта.

– Спасибо.

Смахиваю Изображение: не потому что плохое, на самом деле просто отличное, а потому что в кое-то веки набрался смелости показать свое. Добавляю.

– Да, кстати.

Голос чуть дрожит. Я дико волнуюсь, а что если ей не понравится? Что если моя работа – полная ерунда?

Боже…

Вчера, когда после ухода Мадса на меня вдруг снизошло вдохновение, и я, стараясь не упустить момент, взялся за это Изображение, то был убежден – получилось достойно. Но теперь, особенно после такой работы Марты, пф-ф… Уверенность неизбежно истончается и тает.

Она поворачивается и смотрит прямо в глаза. Не отвертеться.

– Э-э… Не хочешь взглянуть на мою?

На ее открытом приятном лице проступает легкая тень удивленного недоумения. И отчего-то мне становится немного обидно.

– Да, конечно!

Голос будто нарочно громок. Я пересылаю и одновременно начинаю искренне сожалеть об этом.

Марта замирает. Нас обступает плотное неуклюжее молчание. По моему лбу струйкой течет липкий пот, с языка готовы сорваться оправдания, мол давно не делал ничего подобного и только вообще обновил Систему, однако слова сами собой застревают в горле, а вместо них лишь вырывается испуганное, осторожное, отдающее послезвучием тихой мольбы о понимании и снисхождении…

– И как?

– Ну-у-у… Хм…

Марта слегка кривится. Она еще рассматривает, но я уже вижу, что все…

Ужасно!

– Не плохо.

Поворачивается, плавно и медленно опускает руки на колени, закидывает согнутую ногу на скамейку, затем едва наклоняет в сторону голову, на миг неловко поджимает нижнюю губу, словно размышляя о том, что скажет, а потом, вздохнув, продолжает.

– Идея хорошая, но…

Она смотрит на меня свысока, и я не могу не замечать это. Она говорит. Но я не слушаю. В ее голосе нет ни намека на превосходство или насмешку, однако отчего-то я ощущаю их всем своим телом, будто волны инфразвука, ее чувства проникают в мои мысли, пронизывая, парализуя, раня, обижая, разочаровывая. В ушах стучит кровь, к небу подкатывается липкий, скользкий ком тошноты. И она, вдруг смутившись или, быть может, заметив мою реакцию, замолкает на полуслове.

– Юрген?

Она напугана.

– Да, Марта. Спасибо, я… я… В общем…

Я заставляю свои губы растянуться в улыбке.

– … проехали.

Причины и следствия

Передо мной яркая поверхность Экрана с двумя Изображениями, позади – успокаивающая мягкость подушек, продавленных тяжестью расслабленного тела, за отдернутыми шторами окон – приятный и тихий вечер устремившегося к закату дня, вокруг – тишина и одиночество, внутри – притупленная, но не забытая, непрощенная, едва клокочущая, подобно лаве под коркой застывшего пепла, обида. Взгляд моих напряженных глаз нетерпеливо семенит туда-сюда по Экрану.