Анатоль Имерманис - Пирамида Мортона

Я совершенно забыл о сейфе, и о том, что обещал явиться в этот день самолично. Забыл, как и о многом другом. Было, конечно, жаль ученых мужей, которых я оставил с носом. И в то же время мне стало до ужаса смешно. Представляю себе, какое впечатление у них сложилось по разбросанным повсюду полупустым банкам, бутылкам с отбитыми горлышками, отломанной у серворобота руке-манияуляторе, которой я варварски открывал консервы. Должно быть, решили, что анабиозный сон, начисто стерев из памяти цивилизованные навыки, отбросил меня на тысячи лет назад, к моим пещерным предкам.

Всего я провел в своем подземном убежище, постепенно акклиматизируясь и обучаясь заново давно забытому, около семи дней, половину из них в полубессознательном состоянии. Сейчас мне смутно вспоминалось, как я, неподвижно лежа в капсуле, ощущал волны — это был ультразвуковой массаж. Как чувствовал еле ощутимые уколы — это контрольная система ежечасно брала анализы. Как пульсировали присоски, собирая данные о работе нервной системы, сердца, легких. Но все это заслонило чудо медленно, час за часом усиливающегося cветa.

Потом, уже покинув кадсулу, я нашел аккуратную ленту кардиограмм, энцефалограмм, анализов, рентгеносиимзюв, приготовленных электронным мозгом, а также бесконечно длинную ленту, где результаты исследований излагались общепонятным языком. В конце стояли слова: “С вами все в порядке. Через секунду отключаюсь”.

Я даже не заглянул в эту медицинскую тарабарщину.

Кардиограммы, отпечатанные на толстой бумаге, нашли применение в качестве тарелок — и то лишь в редкие минуты возврата к светским привычкам. Я спешил жить, открывать бутылки штопором; казалось мне надрасной тратой времени, я пил нрямо из отбитых горлышек, ел, запуская пальцы в продырявленные, как попало, банки.

Мильтон Анбис без конца твердил мне, что резкий прыжок из пещерного уединения в водоворот двадцать первого века может оказаться крайне рискованным для психики. Но не знай я, что автоматический люк, повинуясь поступившему из контрольного мозга указанию, раскроется не раньше, чем через неделю после моего пробуждения, я бы плюнул на все… Значит, обнаружили вместо нуждающегося в неотложной медицинской помощи полутрупа живехонького дикаря, который к тому же уже успел удрать от своих спасителей! Может быть, вертолетные телезрители как раз и были членами этой экспедиции?

Все во мне смеялось, я чувствовал себя величайшим шутником всех времен, упоенный собой, я на какую-то секунду перестал слушать диктора. Потом далекий гром его голоса снова ударил в барабанные перепонки:

— Экспедиция обнаружила, что недалеко от места нахождения подземной анабиозной установки проходил эпицентр землетрясения, которое в шестом году до Эры Стены полностью разрушило Большой каньон. При раскопках главный кибернетик Биомортона Уильям Унаверде сделал важное открытие. Под песком сохранился в целости биобарометр, непреложно доказывающий, что до момента катастрофы анабиоз протекал успешно. Символические останки Тридента Мортона будут на этой неделе захоронены в Пантеоне Бессмертных рядом с мемориальным храмом его отца. Поскольку богатейший человек нашей эпохи не оставил завещания, с сегодняшнего дня автоматически прекращает свою деятельность руководимый президентом Совет государственных опекунов. Пирамида Мортона переходит в руки его прямых и косвенных наследников во главе с детьми покойного президента — Тристаном Моргоном и Изольдой Мортои… Телемортон сердечно поздравляет их от имени семи миллиардов зрителей!

Я забрался в кустарник алоэ. Думать с непривычки было уже и так нелегко, а под слепящим солнцем просто мучительно. Здесь, под колючими ветками с алыми, открывающимися навстречу солнцу цветами, была хоть какая-то тень. Я вспомнил чудаковатого Мильтона Анбиса, отдавшего всю свою жизнь осуществлению научной идеи. Каким наивным простаком он оказался! Не неделя, а месяцы требовались, чтобы без ущерба для рассудка перескочить из моего времени в загадочную “Эру Стены”.

Телевизор я принципиально не взял с собой, у меня в пещере был только транзистор. Несколько раз я безуспешно пытался поймать хоть какую-нибудь станцию, но ничего, кроме атмосферных помех да еще нечленораздельных звуков, очевидно, прокручиваемых на большой скорости магнитных записей, не услышал. Теперь-то я знал причину — выхолощенный Телемортон заменил собой радио и, вполне возможно, все остальные средства информации. Я явился в этот мир совершенно неподготовленным. Сейчас мне не оставалось ничего другого, как терпеливо подбирать отмычки к многочисленным загадкам.

Ну что ж, позабудем пока о том, что тебя объявили мертвым и начнем с самого легкого… Биокибернетики, биобарометр, Биомортон… “Био”, насколько помнится, на греческом означает жизнь. Выходит, Биомортон чтото вроде медицинской скорой помощи. Спасать людям жизнь — хорошее дело, но почему в глобальном государстве этим должна заниматься частная фирма?

Ну, а Кредимортон? Что-то вроде кредитного учреждения с кассирами-роботами, которым за нерасторопность мылит шею главный кибернетик?

Следующей в вопроснике была “Стена”. Она представлялась мне настолько мистическим, недоступным моему дикарскому разуму, явлением, что я даже не пытался уразуметь его. Но одно мне было уже сейчас ясно — приведшая к всеобщему благоденствию Стена не защищала от лжи и обмана. Я понятия не имел, кто из Мортонов и за какие заслуги избирался президентом, в каких родственных связях я состою с его детьми Тристаном и Изольдой. Однако мотивы, побудившие их и остальных наследников объявить меня погибшим при землетрясении, были мне понятны. Принадлежавший моему времени Болдуин Мортон действовал примерно так же.

К кому я мог апеллировать? Какие доказательства мог предъявить? Анабиозную установку? Она наверняка разбомблена — крупная ложь умеет обставить себя достоверными декорациями. Удостоверением личности я не запасся — в той, прежней жизни Тридента Мортона знали в лицо миллионы. А сейчас? Не исключено, что за эти полвека не остался в живых ни один человек, могущий удостоверить, что я не самозванец.

Последняя мысль даже принесла мне облегчение. Отчаянная ситуация для только что воскресшего, но может быть, именно тот шанс, к которому я всегда стремился.

Затеряться среди семи миллиардов, быть таким же человеком, как все, начать жизнь сначала — без всяких привилегий.

Меня томила жажда. Выбравшись из тени, я побрел подальше от громоподобного голоса. Бог с ним, с фантастическим богатством! Со всякими телемортонами, кредимортонами, биомортонами! Найти ручей было сейчас куда важнее.