Клэр Ридж - На лезвии меча

Софи снова растянулась на пыльных подушках бывшего дивана и на минуточку прикрыла глаза. Ей очень хотелось пить, но ещё больше её клонило в сон. Уже закрывая глаза, она вновь почувствовала, или же ей снова почудился, чей – то внимательный любопытный взгляд из щели между досками и послышалось что – то похожее на шёпот. Детский шёпот.

Но Софи было уже всё равно, и она устало смежила веки, стараясь как можно бережнее пристроить полыхающую ледяным огнём кисть.

Софи пришла в себя от свежего ветерка и плавного покачивания, и ночные звёзды промелькивали сквозь корявые ветви деревьев проплывающих где-то наверху, по подсвеченным далёкими огнями города лоскутьям облаков. Где-то впереди виднелся оранжевый свет фонаря и чей-то грубый мужской голос сказал: – Ничего, донесём! А там, если Судьба будет на нашей стороне, Мать сделает всё как надо.

Софи снова прикрыла глаза и провалилась в сон.

В следующий раз она открыла глаза, когда сидела, привалившись спиной к пластиковой обшивке ярко освещённной комнаты, и старалась унять противную дрожь.

Её помыли, судя по всему из шланга, хотя она ничего и не почувствовала во время всей этой процедуры. Полы были из пластиковых плит и чисто вымыты. Слабый запах дезраствора витал в воздухе.

Она была полностью обнажена, и единственным куском ткани оставалось то, чем она замотала руку. Грязный изодранный комбинезон валялся на полу соседней комнаты видимой через открытую дверь, и девочка лет шести, с брезгливым выражением на лице, подтаскивала эту кучу грязи к ярко пылающей печи, из жерла которой вырывался поток жара.

Пожилая женщина в хирургическом костюме и маске, поверх которой поблёскивали умные и вдумчивые глаза, возилась с хирургическими инструментами, раскладывая их в одной ей ведомом порядке. Наконец, закончив это важное, судя по всему дело, она обернулась к Софи.

– Ну давай, девочка, посмотрим, что там у тебя такое, – сказала она низким грудным голосом и Софи, с трудом поднявшись на ноги, доверчиво протянула ей бесформенный моток грязного тряпья, которым была обмотана её кисть, одновременно горячая и холодная, чувствительная и бесчувственная.

– Ложись вот сюда, – женщина указала ей на кушетку со свисавшими с неё ремнями. – Боюсь, что с обезболивающими у нас проблемы, и тебе придётся потерпеть, а то твоя рука как-то не внушает мне доверия.

Софи легла на кушетку и откинула руку так, как приказала ей женщина. Скосив глаза, она увидела свою распухшую сине-багровую ладонь с торчащими как сосиски пальцами и с грустью подумала, что отныне ей придётся обходиться одной рукой.

Шрам от стекла в том месте где она располосовала руку, вытаскивая чип биоконтроля, казалось выгнулся наружу и когда женщина прикоснулась к нему остриём скальпеля, он вдруг раскрылся по всей длине, выплеснув из себя тугую струю сливово-багрового гноя с жутким сладковатым запахом гнили.

– Чудесно, – пробормотала женщина сквозь зубы. – Я ждала худшего.

Промыв рану перекисью водорода, она сказала:

– А теперь, девочка, потерпи. Я проведу ревизию суставных сумок и сухожилий, чтобы уж полностью убедиться, что всё чисто.

На протяжении всей этой весьма болезненной процедуры, Софи, превозмогая волнами накатывающую тошноту, была озабочена только одним – не заорать, чтобы не утратить уважение этой деловитой женщины в маске, судя по всему штатного доктора этой маленькой колонии.

Когда всё закончилось, Софи трясло как в лихорадке, хотя, может быть, у неё действительно подскочила температура, но она думала только о ребёнке, и периодически красивое мужественное лицо Рене возникало перед ней, и она слышала его голос: – Девочка моя, как я рад, что не ошибся в тебе. У тебя будет трудный путь, но ты выдержишь!

Женщина – хирург посматривала на Софи с уважением, не сказав ни слова.

После того как она залила рану риванолем, сделала дренаж и наложила несколько швов, она вколола Софи лошадиную дозу антибиотиков, а потом наложила тугую повязку из чистых бинтов.

Софи почувствовала, что рука её приобретает нормальные болевые ощущения и вдруг ей жутко захотела спать. Софи отстегнули от кушетки, какая – то молодая женщина подхватила её под плечи и увела в другую комнату.

Так Софи попала в Семью Старика, и прошло немало времени, прежде чем её перестали мучить кошмары, в которых красавец Рене подмигивал ей и говорил: – Вот видишь, детка, всё на этот раз обошлось. Главное, ты смылась оттуда живой и целой. Курочка ускользнула из-под ножа!

Потянулись дни, когда Софи ничего не делала, а только ела и спала. Каждый день её водили в крохотный домик на перевязку, и она видела, что рана постепенно затягивается, а кисть приобретает обычную подвижность.

Беременность Софи протекала нормально. Дни складывались в недели, недели складывались в месяцы, и Софи всё чаще прислушивалась к себе и той жизни, что развивалась и крепла в ней.

Шумели дожди за окном, потом всё поблекло и холодный сухой ветер трепал голые ветви, и уныло шуршал желто-серый тростник на озере.

Потом небо ударило просинью и грянул первый гром, и ливни напоили иссохшую землю, и зазеленела трава, и зацвели цветы, и листва вновь зашелестела над крышей дома, в котором теперь жила Софи.

Если честно, в этом доме она занимала всего одну небольшую комнатку и делила его с Маргарет, крупной девицей неопределённого возраста, у которой всё никак не складывалась личная жизнь.

Это произошло вследствии нехватки мужчин в клане Старика, родители которого отказались переселяться в Город и предпочли пусть и голодное и лишённое благ цивилизации существование на Свободных территориях.

Однажды утром Софи проснулась как обычно от далёкого мычания коров, блеяния коз и собачьего брёха с каким-то давно забытым ощущением чего-то, что ей пора начинать делать. Она покрутилась под одеялом, выглянула в окно на поле, покрытое утренним туманом, таким густым, что первые солнечные лучи превращали его в жемчужный пар, и решительно встала.

Коротенькие шортики цвета хаки подчёркивали округлившийся животик, но она понимала – пора! Быстро поддёрнув шортики и одев широкие брюки всё того же цвета хаки с завязочками на бёдрах и такую же тунику, Софи решительно распахнула окно и одним гибким движением, как змея, выскользнула в жемчужный туман рассветного утра.

В это утро она давала себе ту нагрузку, которая положена выздоравливающему, тщательно контролируя ритм дыхания и сердечных сокращений.

Почти час она входила в нужное ей состояние и лишь когда почувствовала, что готова, начала свой боевой танец. Конечно, многое получалось без должного изящества, но она знала: главное – начать. Всё, что мышцы впитали в себя с раннего детства – вернётся, и она снова войдёт в форму. И лишь когда она закончила боевой танец, до неё донёсся вздох восхищения. Она медленно обернулась.